rel="nofollow" href="#n_194" type="note">[194]. Творение и Бог как любовь (т. е. Абсолютное-Любовь=Творец-Бог: «Бог есть Любовь, а стало быть, есть и Творец»)
[195] – это составная часть концепции Бога как Абсолютно-Относительного, и без творения Бог перестал бы быть Богом по определению. Это не божественный детерминизм, – убеждает он, – а естественная, неизбежная, детерминативная необходимость, так как Бог сочетает в Себе свободу и необходимость как упорядоченную свободную любовь
[196]: «Бог сотворил мир не для Себя, но для мира, движимый не ограничиваемой даже самим Божеством, во вне Его изливающейся любовью. И в
этом смысле мир не мог быть не сотворен, он необходим для Бога, однако
не необходимостью природной, ради собственного восполнения, и не необходимостью,
извне наложенной (ибо для Бога не существует никакого извне), но
необходимостью любви, которая не может не любить и в самой [себе] являет и осуществляет
тождество и неразличимость свободы и необходимости. Ибо любовь
свободна по естеству своему, но она и не произвольна в своей свободе, определяемая внутренним гладом, «законом» любви. Поэтому
наличие творения и отношения к нему входят в полноту самого понятия Бога, оно не может быть из него устранено как случайное, «несущественное», могущее быть или не быть.
Его не может не быть. Абсолютное, Бог в Себе, вне отношения к творению, как Он понимается в богословии, есть
абстракция, условная отвлеченность, в которой рассматривается существо Божие. Конкретно же оно просто не существует, ибо отношение к миру и бытие для мира принадлежит к образу бытия Божия, неотделимо от Него.
Абсолютное есть Бог, – Оно существует и может быть понято только в отношении к миру. Существует Бог-Творец, а не в себе замкнутое, ледяное Абсолютное. Бог же есть понятие относительное, уже включающее в себя отношение к миру»
[197].
Свобода у Булгакова, как и у Барта, представляет собой в конечном счете не отрицательную размытость апофатизма, но положительное утверждение о самобытности существа (лат. aseitas от a se – от себя, «от-себя-бытие»), или способности действовать от самого себя (самопричинность)[198], и для Бога это означает действовать исходя из Своей природы как любви. Данная идея – это, по сути своей, творческое переосмысление традиционного представления о непреложной неизбежности, но оно не выдерживает критики не только потому, что у Булгакова ставится акцент больше на необходимости, чем на свободе, так как Бог пойман в ловушку обязательности быть мировым принципом по самой Своей онтологической структуре, а не по Своей жизни, избирающей быть ради мира во Христе (несмотря на булгаковские рассуждения о Софии как actuspurissimus). Но – и этой последней критикой мы завершим анализ, проведенный в этом разделе, – данная идея неудовлетворительна еще и потому, что представляет свободную благодать Божью в Иисусе Христе всего лишь послесловием, простым расширением Бога как Абсолютно-Относительного, предопределенным в кенотическом бытии Софии еще прежде веков.
Часть проблемы с системой Булгакова – и здесь
