– Не волнуйтесь, ребята! Сама по себе моя машина не заработает. В нее надо вдохнуть жизнь, вложить душу, а сделать это смогут только талантливые шахматисты – программисты. Вот вы и будете первыми.
Сам я никакого особого впечатления на Ботвинника тогда не произвел. Дело в том, что все ученики на первую сессию приехали с записями своих партий, чтобы мэтр понял и оценил, с кем, собственно, имеет дело. Вскользь, как я думаю, изучив мою тетрадь, Ботвинник выдал вердикт своему помощнику Юркову:
– Мальчик понятия не имеет о шахматах, и никакого будущего на этом поприще у него нет.
Полагаю, Михаил Моисеевич не стал утруждать себя основательным изучением моих записей. Думаю, дальше двадцатого хода он не заглядывал, а я – настоящий – начинался гораздо позже. Он просто не дошел до тех мест, где можно было рассмотреть мои лучшие качества.
Что я почувствовал, когда мне передали его слова? Честное слово, глубоко они меня не ранили. Неприятно, конечно, было, но переживаемо. Единственное будущее в шахматах, казавшееся Ботвиннику достойным, было звание чемпиона мира. Он полагал, что его школа должна стать трамплином для будущего чемпиона, а мы – ученики – катимся с этого трамплина к единственной цели – стать сильнейшими в мире. Но я в то время об этом не то чтобы не мечтал, а даже не думал, поэтому вердикт учителя воспринял без особых эмоций.
Недоверие вызывали у меня и слова Ботвинника, которые он повторял при каждой встрече, о том, что шахматы – это труд. Я же пропускал все его наставления мимо ушей. Он беспрестанно рассуждал о наивысших достижениях, которые меня тогда не привлекали. Я совершенно не сомневался в том, что шахматы навсегда останутся для меня только увлечением, интересной игрой, и не более.
Так получилось, что школа Ботвинника запомнилась мне больше всего не новыми знаниями, а той дружбой, что зародилась в ее стенах между нами – воспитанниками и, конечно же, шахматами, шахматами с утра до вечера, до одури, до упоения, до изнеможения. Мы играли постоянно, практически круглосуточно, за исключением утренних часов, когда шли занятия. Мне было очень интересно. Впервые я оказался в компании, где практически все опережали меня по уровню, но загадочным образом особое рвение в игре открывалось во мне ближе к ночи, я становился неудержимым в игре, и ничто и никто не могли остановить моих побед.
Обучение у Ботвинника стало тем бесценным опытом, который позволил мне развиваться и двигаться дальше, даже не осознавая тех шахматных