– Здоровенная… Голова на такой вот высоте… – Женя протянула руку и показала, на какой. – Нет, пожалуй, даже вот на такой… Голова большая, лоб очень широкий. И спина широкая, и грудь. И глаза… умные такие глаза, прямо как человечьи.
– А масть какая?
– Рыжая… Коричневато-рыжая, с большими белыми пятнами. А может, белая с рыжими пятнами, не понять, чего там больше.
Женя помолчала, наморщив лоб, и добавила:
– Еще на морде пятна характерные, с двух сторон одинаковые: на щеках и вокруг глаз шерсть рыжая, а посередине, со лба и до ноздрей – белая полоса.
Яновский удовлетворенно кивнул, словно услышал то, что ожидал. И произнес негромко, про себя, явно не для Жени и Васи:
– Алабайка…
Вася Дроздов не знал такого слова, но вмешиваться в допрос и задавать вопросы не стал. А Яновский двинулся дальше:
– Итак, собака не позволила покинуть дачу… Что произошло потом?
– Потом я уснула, на диване, там стоял такой диван небольшой… Проснулась утром, никого не было, и собаки не было. Но кто-то приходил ночью. Вернее, не кто-то, а Тимур, но я тогда не знала. Он накрыл меня простыней и оставил записку.
– Что там было написано?
– Чтобы я захлопнула дверь, уходя. И подпись.
– Эта записка сохранилась?
– Нет, я забыла ее там, на их даче. Вернее, не забыла, а… В общем, ее у меня нет. Но, по-моему…
Женя задумалась, словно пытаясь что-то вспомнить… Яновский подождал, ничего не дождался и спросил:
– Скажите, Евгения, а вы всегда спите так крепко? Что можно прийти, накрыть вас, чем-то еще заниматься в доме, а вы не проснетесь?
– Я, вообще-то, сплю чутко. Но в тот день устала, наверное, очень.
– Понятно… Значит, вы проснулись, обнаружили, что собаки нет, – и ушли?
– Нет… не совсем… не сразу ушла…
– Чем занимались?
– Ну… я прошла в соседнюю комнату…
– Зачем?
– Думала, что хозяин еще не ушел, хотела поблагодарить, объяснить все… Но никого не было, я увидела оружие, саблю и револьвер. И заинтересовалась… У меня отец красный командир, он сейчас…
– Мы в курсе, Евгения, кто ваш отец и где он сейчас. Расскажите про оружие подробнее.
Женя начала рассказывать. Револьвер – судя по ее описанию, древний наган офицерского образца – Яновского не интересовал. А вот на саблю он сразу сделал стойку. Да и Вася весь подобрался при словах девочки «кривая, турецкая, в обшарпанных ножнах». Потому что ножны от кривой сабли – действительно исцарапанные, видавшие всякие виды, – лежали сейчас, опечатанные, на складе вещдоков. И очень хотелось бы взглянуть на сам клинок. Да и с его владельцем неплохо бы наконец познакомиться.
– Почему вы решили, что сабля турецкая? – спросил Яновский. – Именно турецкая сабля, а не красноармейская либо казачья шашка?
– Что же я, красноармейских шашек не видела? А та была изогнута необычно, не по-нашему… вот так… Знаете, давайте