Слово
Фрагмент трагифарса «Сыр для Принца»
Знаешь, я просто хотела сказать… Погоди.
Ничего не выходит.
Этот чёртов вопрос – «Для чего?» —
сразу губит всё намертво…
Жаль, что куда-то исчезло то слово,
где-то внутри засветилось,
точечкой малой костра
в бесконечной степной простыне,
на ковыльном трепещущем ветре,
неуловимо, мерцает и маетно колет, зуди́т
и мешает само же себя рассмотреть
сквозь туман, что заботливо скрыл,
застилает больное и острое воспоминанье…
Не надо!
Дай мне самой рассудить, что мне помнить,
а что отпускаю…
Но где же то слово?
Фонарик погас, а цветок расцветает.
Простенький, синий из трех лепестков.
Это – я, ты и небо. Мне захотелось уехать,
но это пока невозможно —
ты, я и небо – на разных планетах живут,
ну и ладно…
Это всё просто,
когда тренированных пальцев стаккато,
вдруг начинает метаться дождем
или бешеным градом
по клавишам чутким и зыбким, и ветер
не успевает угнаться за ними, нещадно полощет
острой, суровой и гибкой стальной парусиной
на реях, с ветром сражаясь,
она нам диктует волну и в открытое море
дико влечет нашу лодку, как мавр деловитый2,
иль бык непреклонный3, пеной морской
пробуривший свой след, исчезающий,
в вечность.
А ржавый клинок ятагана, хитро молчит,
притворившись слепым и тупым
и валяется в хламе. Храм
затупился от времени, лжи и притворства.
Не удивительно, буква одна…
превратилась случайно в любовь.
И смеется, и плачет беспечно.
И ранит, и рвется на сполохи,
молнии, вспышки, мерцанья…
Борозды острых когтей
по дымящейся ране души оставляя навечно.
Когда ускользает мгновенье,
скольжу вслед за ним, неприкаянной тенью.
Просто мне надо за что-то держаться,
пусть сон догорает, чтобы начаться.
Пусть всё сгорит и воскреснет,
воспрянет цветок,
ты и я…
Ну а небо?
Как же без неба…
Я знаю, оно будет вечно.
И слово придет.
Потрясавший копьем разума
Фрагмент трагифарса «Сыр для Принца»
Гамлет:
«Есть многое в природе, друг Горацио,
Что и не снилось нашим мудрецам4»
Я верю, что найдутся знатоки,
уже нашлись
среди заядлых почитателей Шекспира,
их послушать,
они еще вчера с Вильямом вместе,
и Ричардом Бёрбеджем
в таверне «The Anchor», что рядом с «Globe»
друг друга угощали элем,
и до утра та́к дружно бражничали,
чуть