Я отказываюсь от госпитализации, впрочем, этого врачи и ожидали. Не говорю спасибо просто потому, что не хочется. Это была моя остановка, а мне вдруг дали билет до следующей станции.
Мужчина, что вколол мне живительной хрени, странно смотрит на меня, пока медленно, покачиваясь, выхожу из приемного покоя. Он разочарованно качает головой, но ничего не говорит.
Врачи. Ненавижу их.
Акт 2. Тот, кому не безразлично.
Вновь мой путь. Моя молитва и твердое намерение покончить с этой дрянью. Но предвестники боли, жаждущие заглушить её еще на подходе, снова сковали мое нутро своими ноющими цепями. Мне одиноко и больно. Каждый раз кажется, что так плохо мне еще никогда не было. Хотя, по сути, мне хреново всегда, кроме тех прекрасных моментов, когда игла несет счастье, а все видения прошлого и боль от накатывающих картинок улетучивается в царство Аида, ожидая, пока мой разум вновь начнет проясняться.
– Последний раз, – я говорю это себе твердо, плюя на то, как смотрят на меня прохожие.
Дверь продуктового магазина открывается как раз в тот момент, когда я собираюсь переходить улицу рядом с ним. Тот самый врач удивленно смотрит на меня, держа в руках пакет полный еды. Черт, как можно столько много жрать? Я опускаю голову и уверенно иду к пешеходному переходу, лишь бы этот идиот, что сунул мне «билетик» не узнал меня окончательно.
– Только не говори, что снова пошла туда, – бросает он мне в спину.
Люди начинают пялиться. Я злюсь. Меня ждет моя семья. Нет мне дела до этого идиота.
– Вмажешься сейчас – тебя уже будет не откачать, – от этих слов я встаю, как вкопанная.
Сволочь еще и прилюдно это говорит!
– Я вообще-то в магазин, умник, – раздраженно говорю я и гордо разворачиваю свою тощую фигуру. – Захотела апельсинового сока…да, сока.
Со стороны моя ложь кажется смешной, но мне без разницы, лишь бы отвязался.
– Вообще-то здесь продают хороший и недорогой сок, – говорит он серьезно.
– Да, скажи еще, что и тампоны тут хорошие есть.
– Вот уж в чем не разбираюсь, – он пожимает своими широкими плечами и нажимает на кнопку у пульта сигнализации.
– Я пошла.
Устремляюсь вернуться на путь своей молитвы всевышнему предвкушению и наслаждению. Дырявые кеды шлепают по асфальту, неся меня против ветра, словно это сандали Гермеса. Во рту пересыхает, а глаза вновь начинают слезиться. Надеюсь, он отвяжется. Знаю, что он смотрит на меня. Внимательно следит. Такому человеку как я, должно быть, плевать на подобное внимание. Пусть думает, что думает, он не вправе меня судить. Но…
Позорно залетаю в двери булочной напротив, где будь у меня сейчас не «серое» обоняние, я бы почуяла восхитительный аромат выпечки «Мадам Сью», как гласила обшарпанная вывеска.
Наблюдаю, как он загружает пакет на заднее сидение.
– Что-то