Что касается нечестной игры в целом, так я вам скажу одну вещь, и вы ахнете. Ну, во всяком случае, я ахнул, когда понял кое-что. У нас на местах были папки с документами для служебного пользования, в них собирались и описывались подобные случаи. В девяноста пяти процентах это были люди одной национальности. И если кто-то подумает, что это те, кто шли за Моисеем, так он ошибётся, чтоб я так жил, четное слово. Ни боже мой. Не буду рассказывать, какой именно национальности, потому что знаю – среди них много порядочных людей. Но поди ж ты – девяносто пять процентов.
Но это всё были случаи какого-то низкопробного глупого уродства, а не шулеры. Я видел сам, например, такое. Игрок на рулетке поставил в поле стейк из нескольких фишек, крупье бросил шарик. И когда он, шарик, уже упал в номер, а барабан ещё крутился, игрок – якобы у него плохое зрение – наклонился к барабану, как бы разглядеть, куда упало. А сам в это время мизинцем двинул фишки в нужное выигрышное поле. На такие случаи в казино всегда был я и мои камеры, а ещё мощные ноги дагестанских охранников.
Надо сказать, что того самого, настоящего шулера я за всё время работы – а это примерно год – видел лишь однажды. На точку напротив станции метро «Академическая» пришёл мужик лет тридцати пяти, в стильном приталенном пиджаке, на пальцах два больших золотых перстня. Собственно, и всё. Нет, не всё. Уверенность в нём была, в каждом движении, в каждом взгляде. Он смотрел перед собой совершенно спокойно, обозначая улыбку, немного приподнимая уголки губ. Но у нас по связи сразу шухер – пришёл какой-то известный в мире питерского подполья шулеров человек. За покер не пускать. За блек-джек тоже. Только на руль. Пустили. Я не знаю как, но на рулетке тот за пятнадцать минут поднял десять моих месячных зарплат, не обрадовался и не огорчился, как был, так и остался со своими уголками губ. Небрежно откинул часть фишек крупье на чай и заказал спиртное. Крупье – красивая девчонка лет двадцати пяти, я видел, как она была смущена и большим чаем, и тем, что её могут в чём-то подозревать, – постучала фишками об стол. Это знак такой для меня, мои камеры же звук не передают, я только вижу движения. Вижу, что она стучит на запись, значит, это чай, она не сама взяла, я это понимаю и пишу. Тому импозантному шулеру принесли рюмку коньяка и кусочек лимона, и вот теперь он меня сразил первый раз. У него в правой ладони возникла большая такая монета, размерами с наш старый рубль. Он стал её вращать. Между пальцев. Вверх-вниз, туда-сюда. С внутренней стороны ладони. И, что меня повалило на спину сознания, с внешней. Да как это у него этот тяжёлый рубль между пальцами скачет вниз? А вверх-то каким таким чудом? Какое-то незаметное мне движение пальцев, а тяжёлая монета ползёт то вниз, то вверх, будто бы она могла гнуться. Я приблизил камеру вплотную к его ладони и сидел любовался. Я до сих пор не понимаю, как это возможно. Какой-то факир