И не успели они войти в комнату, как приговор был прочитан и Кент оказался под стражей.
Он не ожидал этого. Он думал, что поговорит с Кедсти, как человек с человеком. А теперь перед ним был только закон. Глаза его скользнули с бесстрастного лица Кедсти на двух часовых.
И, только что полный восторженной надежды, Кент вдруг почувствовал, как стало тяжелеть у него на сердце и как ему вдруг захотелось сейчас же, немедленно, вступить в борьбу, чтобы отвоевать себе обратно потерянные свободу и жизнь.
Глава VIII
Первыми вышли от Кента патер Лайон и доктор Кардиган; за ними последовали стенографистка и представитель обвинения Мак-Дугал, затем оба стражника.
Кент и Кедсти остались наедине.
– Я попросил вас, Кедсти, – начал Кент, – остаться со мной на две-три минуты, чтобы вы выслушали меня. Теперь, когда мне представилась возможность выгородить себя, почему именно вы навалились на меня всей тяжестью своего авторитета? Зачем вы поспешили со всей этой церемонией, зачем привели сюда Мак-Дугала и этих двух часовых? Что я, больной человек, собираюсь бежать? Ведь вы же сами не верите, что я убил Джона Баркли, к чему же эти строгости? В тот день, когда я сделал вам это нелепое признание, вы же первый назвали меня лгуном! Вы и поныне знаете, что я солгал. В чем же заключается ваша игра? Что вызвало в вас такую перемену? Или это…
Он наклонился к Кедсти поближе, и правая рука его крепко сжалась.
– Или это связано с той девушкой, – продолжал он, – которая скрывается у вас в доме, Кедсти?
Даже в этот момент, когда в нем загорелось вдруг желание ударить этого человека, он не мог не преклониться перед его невозмутимостью. Кедсти был так же спокоен, как и всегда. Даже прямое обвинение его в том, что он играет какую-то двойную игру и прячет у себя Маретту Радисон, не смутило Кедсти нисколько. Он только пристально посмотрел на Кента, как бы мысленно измеряя размах его мысли. Когда же он наконец заговорил, то голос его звучал так ровно и спокойно, что Кент уставился на него в немом изумлении.
– Я не осуждаю вас, Кент, – сказал он. – Я не осуждаю вас ни за то, что вы подозреваете во мне чуть ли не негодяя, ни за этот странный тон. Думаю, что на вашем месте и я поступил бы точно так же. Поверьте, я сделал бы для вас все, что возможно, если бы действительно считал вас невиновным. Но я убежден, что вы виновны. Даже если бы вы сумели доказать, что вы ни при чем в убийстве Джона Баркли, и то…
Он помялся, покрутил ус и покосился на окошко.
– И то, – продолжал он, – вы имели бы десять лет тюрьмы за самое подлое из всех лжесвидетельств, какие только существуют на свете, а именно – за лжесвидетельство перед духовником