Будущая герцогиня Эшмонт схватила чашку с приправленным бренди чаем, который леди Ньюленд принесла, дабы успокоить нервы новобрачной, чашка оказалась пуста.
– Даже не думай сбежать, – предупредила тетя, когда принесла ей это укрепляющее дух средство.
Разумеется, нет: куда уж теперь – слишком поздно. Да и Олимпия была не из тех девушек, что пасуют или спасаются бегством от чего бы то ни было, а тут шанс, который выпадает раз в жизни. У нее шестеро братьев, так что рассчитывать ей в окружении было особенно не на что: командуй или подчиняйся.
Злые языки поговаривали, что для девушки у нее слишком жесткий характер и склонность к лидерству. Но кому какое дело, коль скоро Олимпия сделается герцогиней…
Нагнувшись, она извлекла из-под туалетного столика фляжку с бренди, которую заблаговременно утащила у Стивена, отвинтила крышку и сделала глоток – по ее представлениям, никак не больше наперстка, – и, сказав себе, что поступает совершенно правильно, поставила на место.
Есть ли у нее выбор? Унизить жениха, который не сделал ничего плохого – Олимпии, во всяком случае, – чтобы заслужить подобное? Навлечь позор на собственную семью? Навеки погубить репутацию в глазах общества? И все из-за чего? Из-за того, что сосет под ложечкой? Разумеется, все это лишь следствие обычного волнения перед свадьбой.
Только умалишенная бежала бы от перспективы стать невестой одного из самых красивых, богатых и влиятельных мужчин в королевстве, сказала себе Олимпия. То есть Эшмонт мог бы стать весьма влиятельной фигурой, если бы захотел, но увы…
Нить размышлений прервал стук в дверь, и она попросила:
– Дайте мне еще несколько минут помолиться.
Ей нужно было время, чтобы посидеть в одиночестве, собраться с мыслями и подготовиться к столь разительной перемене в жизни – так Олимпия сказала матери и тетке. Те переглянулись, а потом вышли, но вскоре тетя Лавиния вернулась и принесла живительный чай.
– Десять минут, дорогая, – послышался из коридора голос матери.
Всего десять минут? Ладно, можно сделать еще глоточек.
Почти двадцать шесть, вернулась она к размышлениям. Никогда больше ей не получить столь выгодного предложения. Чудо, что она вообще кому-то оказалась интересна! И она знала, что делает, когда говорила «да».
Правда, Люциус Уилмот Бекингем, шестой герцог Эшмонт, был порядочной свиньей и личностью столь незрелой, что по сравнению с ним девятилетний Кларенс казался царем Соломоном. И да, само собой разумелось, что от его светлости ей не следует ждать верности.
Однако Эшмонт был так красив, что мог вскружить голову любой девице, стоило ему лишь захотеть. А ее-то он действительно хотел очаровать: она ему вроде бы нравилась. И вряд ли Олимпии следовало от него ожидать особенно неприятных