И, как договорились, попрощались на мосту, пошли каждый в свою сторону. До завтра. Когда он позвонит в мою опустевшую квартиру.
Глава 24
Более сложной главы мне еще не приходилось осиливать. Даже называть вещи своими именами проще, чем смотреть оценивающе и объективно на самое нежное, уязвимое и прекрасное, что есть в душе.
Если бы я была порнографом, то этот текст затянулся бы на добрых пять станиц убористым шрифтом с одинарным интервалом. Если бы была моралистом вроде Драйзера или псевдоморалистом вроде Диккенса – он изобиловал бы рассуждениями и наблюдениями. Будь я тщательной последовательницей Достоевского, я бы вскрыла себе вены и писала его кровью для гарантированного достижения Эффекта.
Однако я пишу о себе, и эффект мне известен полностью, а разговариваю я со светящимся экраном и тем, кому интересно слушать. А значит, стиль, ни высокий, ни низкий – никакой стиль тут мне не нужен.
Тот день полностью изменил меня и мою дальнейшую жизнь, превратив в то, что есть и убрав в зону пустого почти все, что есть в жизни – самообман. Я расскажу сначала телеграфно, потом эмоционально и, может быть, докопаюсь до смысла, смогу выразить его словами. Сейчас все во мне плачет. Нет, наверное, более грустного, светлого в моей биографии, чем тот день, та ночь и то утро. Грустного своей красотой, своей невозможностью, нереальностью. Есть события, которые бывают однажды, пережив их, остается только рассчитывать на то, что бывает и что-то другое, столь же прекрасное.
Моя семья уехала раньше, чтобы успеть, даже в случае пробок, на самолет. Моя собака была перевезена к друзьям моей семьи, поскольку целый месяц я с нею одна, да с возложенными обязательствами, не управилась бы. Я сидела в совершенно тихом доме – окна большие и очень прозрачные, зеленые обои с золотинкой, белая или совсем светлая мебель. Я вышла из душа, замотав волосы полотенцем, в халате, босая, и зачем-то пришла на кухню, села на табурет, стоявший прямо посередине. Под ногами натекло воды, которая сразу стала холодной, так что я поставила стопы на пальцы, уперев в пол только самые их кончики, сжала колени, оперлась на них локтями, подбородок – на ладонях. Я сидела так и ни о чем не думала, а прислушивалась к звукам с улицы. Потом я встала, сняла халат, размотала полотенце, оставила все на спинке стула, чего никогда раньше не делала. Пошла ходить по дому. Кожа уже высохла, я не мерзла, волосы были мокрыми, голову холодило, редко стекало несколько капель по спине и ногам. Я ходила по дому и смотрела на него. Было такое ощущение, что я с ним прощаюсь, что больше я либо не вернусь сюда, либо вернусь словно бы в чужой дом. Что я буду тут только гостем. За несколько минут я рассмотрела больше подробностей, чем за несколько лет. Пришла к себе, надела белье, голубые обрезанные снизу джинсы, коричневый плетеный ремень, телесного цвета