– Льет ли теплый дождь, падает ли снег, я в подъезде против дома твоего стою, – заорал он по-русски густым басом. – Жду, что ты пройдешь, а быть может, нет… Стоит мне тебя увидеть, как я счастлив…
Туркополы захихикали, ударяя себя ладонями по коленям. Роджер смеялся, щуря глаза. Улыбалась девушка, сидевшая на мешке в отдалении; даже Ги, стоявший в страже у зубцов, оглянулся, показав ровные белые зубы.
– По ночам в тиши я пишу стихи… Кто сказал, что пишет каждый в девятнадцать лет?.. – пьяно продолжал Иоаким. – В каждой строчке только точки после буквы «эл»… Ты поймешь, конечно, все, что я сказать хотел… Сказать хотел и не сумел…
Роджер хохотал, уже не стесняясь. Туркополы повизгивали от восторга. Козма тоже не удержался – прыснул.
– Ты говорил: не понравится! – весело заметил Иоаким, закончив, хотя Козма ничего такого не говорил. – Сейчас еще урежу!
– Только не про ветку, что ветер клонит!.. – попросил Козма. – Не переживут…
Иоаким «урезал» другое. Он бренчал по струнам совершенно невпопад, закатывал глаза, выкрикивая:
– Я с тоской смотрю на бархан, вглубь песков ушел караван, злой самум заносит пески, но всегда и везде помни ты…
«Зачем я ему караоке дарил?! – вздохнул Козма. – Даже здесь не отдохнуть…»
– Я буду ждать тебя возле пальм у трех дорог, – надрывался Иоаким, – знаю я, вернешься ты, как бы ни был путь далек. Не стану верить я ни в судьбу, в грозный рок, все равно дождусь тебя возле пальм у трех дорог…
Роджер от хохота сорвался на икоту, туркополы упали на четвереньки, исступленно хлопая ладошками по каменному полу, смеялись девушка и Ги, только Иоаким сохранял сосредоточенно-лирическое выражение лица. По всему было видно, что петь ему жутко нравится. Закончив гнусавить, он встал и потянулся.
– Сплясать бы!
– Лучше пригнись! – посоветовал Козма. – Вытянулся, дылда! Получишь стрелу в башку!
– Не-а! – покрутил головой Иоаким. – Угол большой – вчера проверяли. Зубцы закрывают надежно – с умом люди строили.
Словно подтверждая его слова, высоко в небе пропела стрела и сиганула в неизвестность.
– Злобствуют! – заключил Иоаким. – Пение мое услышали. То ли еще будет! Теперь ты! – протянул он Козме инструмент.
– Что за чудо? – спросил Козма, рассматривая его. – Ладов нет, одни струны.
– Они сказали: «баглама», – кивнул Иоаким на туркополов.
– Побагламим…
Козма пощипал струны, подтянул колки, настраивая звук, затем попытался взять несколько аккордов. Инструмент ответил недовольной какофонией. Козма вздохнул и попробовал перебор. Отсмеявшаяся публика смотрела на него с жадным ожиданием.
– Требуете продолжения банкета? – весело сказал по-русски Козма. – Будет! Это был первый акт морализонского балета. Раз вам нравится караоке…
Эти глаза напротив – калейдоскоп огней.
Эти глаза напротив ярче и все теплей.
Эти глаза напротив чайного цвета.
Эти