– То есть вы не будете по ним скучать, если они вдруг исчезнут? – спросила я.
– Евгения, я, кажется, говорил о своем отношении к насилию? – напомнил отец Василий.
– Никакого насилия, просто добрая милая шутка, – улыбнулась я, – они сами собрались чего-то и ушли. Юмора не понимают, наверно.
– Ладно, – махнул рукой отец Василий, – буду молиться, чтоб они не вернулись.
– Прослежу, чтоб ваши молитвы были услышаны, – пробормотала я себе под нос.
– Что вы сказали? – спросил настороженно отец Василий.
– Ничего. Скажите лучше, вы в милиции, когда обращались по поводу покушений, рассказывали им о своих подозрениях про отца Глеба? – уточнила я.
– Конечно, нет, – ответил отец Василий. – Я же точно не знаю, он нанял тех отморозков или нет.
– И вы не хотите огласки подвигов отца Глеба, насколько мне стало понятно из слов настоятеля? – предположила я.
Отец Василий, смутившись, проговорил, не глядя на меня:
– Нет, настоятель имел в виду совсем другое дело. Оно не связано с покушениями на меня.
– Вы говорите о краже иконы? – спросила я.
– А откуда вы узнали про икону? – воззрился на меня священник.
– Батюшка, шила в мешке не утаишь, – ласково сказала я ему и похлопала по плечу. – Я слышала, как ваши прихожане судачат об этом во время службы. Что за икона – ценная?
– Да в том-то и дело, что нет, – тяжело вздохнул отец Василий. – Мы относили ее в музей проконсультироваться, и нам там сразу сказали, что это копия. Кому она могла понадобиться? Самое плохое, что мы с настоятелем подозреваем, сделал сие кто-то из своих, так как кража произошла после вечерни, когда во храме не было никого из прихожан. Я не могу представить, кто это мог быть. Подобное мне кажется просто невозможным. Кто мог взять себе на душу столь отвратительное деяние?
В этот момент я услышала, как кто-то рядом с чувством насвистывает «Мурку». Немного диковинный мотивчик для церковного подворья. Повернувшись, я посмотрела на свистуна – то был худой, заморенный, растрепанный старик в тельняшке, драных джинсовых шортах до колена и шлепанцах на босу ногу. Его кожа во