– Лиза, – мама с укором посмотрела на дочь.
– Что, всем известно, нет жизни за МКАДом.
Указатель «Котловка» на маленькой станции, выхваченный огнями электрички, опровергал это утверждение лишь отчасти. На станции вышли несколько пассажиров, угодив сходу в грязные лужи, фонари не горели, ветер трепал рекламные объявления и ветхое расписание. Пассажиры, местные жители, с сумками и тележками, очевидно прибывшие из области, чертыхаясь, спускались по полуразрушенным ступенькам, кто-то нетерпеливый прыгнул прямо с перрона, чтоб сэкономить время. И неизвестно, что было более безопасным.
У станции, где был разбит единственный фонарь, собралось с пять-шесть местных бомбил. Да только какая клиентура из таких же, как они: бабка, пара мужичков и тройка женщин лет сорока пяти с тележками. Бабку в расчет не брали, а на баб с базара нацелились.
– Бабоньки, садись, куда надо?
Бабы проигнорировали таксистов.
– Девки, маршрутка! Давай быстрей! Уедет! – окликнула баба соседок.
И все дружно поспешили к маршрутке. Бомбилы на маршрутку были не в обиде. Собирались они тут не столько в ожидании пассажиров, сколько чтоб не торчать дома и не слушать ворчанье жен. Своего рода котловский мужской клуб.
– Что, мужики, по домам? Шурик, ты едешь? – позвал старшой.
Шурик, Сашка Прошкин, к которому были обращены слова, был тут самый молодой, лет около тридцати, прибился к таксистам недавно, курил, не спешил.
– Да я следующую подожду, может, еще кто будет, – сказал он.
– Да куда! Час стоять зря, печку жечь. Навряд ли, – плюнул опытный старшой. – С области кто хотел, все обернулись.
– Подожду.
– Ну гляди сам.
Бомбилы разъехались. Шурик, докурив, бросил бычок, сел в машину. К панели была пришпилена фотография молодой женщины с девочкой. Домой Шурику явно не хотелось. Он знал, что там ждет.
Женщина с фотографии, его жена Танька, откроет дверь с хмурым лицом, не обняв, не поцеловав, бросит – ужин на столе, хотя по виду ясно – ужина он не заслужил. Выбежит девочка в пижаме, Маша, жена цыкнет на нее: «А ну спать, завтра вставать рано!» Пока Сашка будет снимать грязные ботинки, в прихожую выглянет тесть Михалыч: «Здорово, Санек». Теща и не покажется. Чего спрашивать? И так ясно.
Дочка, когда была совсем маленькая, спрашивала с порога: «Пап, а что ты мне привез?» Теперь Машке семь, она поняла, что не надо спрашивать. Он бы и сам все отдал, чтоб не с пустыми руками вернуться. Ну что ему, грабить банк?
Первые дни, как тесть отдал ему свою машину («Жигули», «девятка», девяносто второй год выпуска), от сердца оторвал со словами: «Вот тебе, Санек, удочка», – и все были полны надежд, что Сашка сможет приносить в дом деньги.
Деньги. Это только богатые могут бросаться словами, что деньги – прах. В жизни Сашки и его семьи они стояли на первом месте. Заначка у тестя с тещей, конечно, всегда была на черный день. А в сегодняшнем белом дне экономили. Единственная роскошь, которую выделяла жена из бюджета – глянцевые журналы