штришок от мелькнувшей звезды.
Пылает яркий свет в тех окнах, за которыми
когда – то ты жила – лет тысячу назад.
И гул, и суета за бежевыми шторами,
и смех, и блёстки фраз из форточки летят.
Не видел никогда я этих люстр включенными,
направо у двери едва дышал ночник.
И отменялся век губами истомленными,
и не терпел словес растерянный язык.
Сверхновою звездой взрывалось счастье полное,
и в локоны лицом уткнувшись, замирал.
И легкость, и покой входили в сердце волнами,
и лунное бедро без дрожи осязал.
И закрывалась дверь бесшумно – осторожная,
и март меня встречал капельной темнотой.
И дикою была отчаянность безбожная,
с которой – рядом мать! – встречались мы с тобой.
Но день съедал снега. И воробьи над лужами
кричали о любви. И твой призыв – звонок
тащил к ночной двери и то в душе выуживал,
что хочет поддержать безумства огонёк.
Март шлифовал судьбу, учил ценить мгновенное,
и вздох твоих духов весь город заполнял.
Имеющий талант терять всё драгоценное,
я счастье принимал, но край предощущал.
И сшиблись, как клинки, две гордости ненужные.
Назло себе и всем! Как жарко флот горел!
Не верилось ещё, но сталью харалужною
прочерчен был в душе карающий предел.
В галактике другой, иным светилам веруя,
акафисты слагал и храмы возводил.
И поднимался сад. Всё было полной мерою.
И принимал. То клял, то пел. Но не скулил.
И никогда б сюда не завернул, наверное,
но этот пёс – шалун, за голубем гонясь,
завел в забытый двор, и в горечь безразмерную,
чтоб правдой подышать и намолчаться всласть.
Чертился и тобой пунктир судьбы неспевшейся.
Всё отменяет «но» и отрезает «не».
Был в гавани тогда корабль незагоревшийся!
Кингстоны я открыл. Так ты велела мне.
За окнами поют – банальная история.
И в сон твой приходить давно я перестал.
Я в колбы всё собрал. И вырастил в растворе я
с оттенком глаз твоих магический кристалл.
И долго сквозь него смотрел я бессознательно.
Но жизнь смещает спектр, у жизни свой баланс.
Я думал: в суть, в ядро, а вышло – по касательной.
Но этот в спину взгляд. Но этот резонанс.
декабрь 98, 5 марта 99
«Городок мой, я тебе не нужен…»
Городок мой, я тебе не нужен.
Впрочем, невеликая беда.
Всё равно похрустывают лужи
и дрожит капельная вода…
и сентябрьский ветер над аллеей —
искренен, уютен и щемящ…
и от духа тополей шалея,
дождь июньский трогает мой плащ.
Городок мой, я пройду неслышно
горькой и пустынною стезей…
надо мной без славословий пышных
хлопнут