– Угощайся. – Она протягивает соломинку Николасу и тот ее берет, хотя и не хочет этого.
Он не употребляет уже месяц. К тому же папаша обещал ему работу в секретариате футбольного клуба, но только при условии, что он будет держаться подальше от наркотиков. Все тело нетерпеливо зудит, гудит каждый нерв… Только сегодня, всего разочек… Все-таки сегодня сочельник.
Николас втягивает дорожки решительно и уверенно, чтобы не успеть ни о чем пожалеть.
Твою мать! Все равно ему не хочется на эту каторгу, которую выбил для него папаша в какой-то отчаянной попытке снова склеить их отношения. Джорджио оскандалился, и ничего уже нельзя исправить, сколько ни старайся.
Когда наступает приход, глаза Ясмины блестят, как у ребенка, который только что открыл свой лучший рождественский подарок. Николасу вспоминаются коньки, которые им подарили в детстве на Рождество, когда им было лет пять или шесть. В те времена все было хорошо, тогда мама была еще жива и они были совершенно обычной семьей.
– С чертовым Рождеством, дорогая двойняшка!
Волосы Ясмины зацепились за туалетный ершик, и они вываливаются из кабинки, заходясь в приступах смеха. Николас не понимает, как это произошло, но, когда сестра поворачивается к нему, ершик болтается у нее на волосах. Неожиданно они оказываются лицом к лицу с финном, который, похоже, следил за ними.
Он стоит, прислонившись к умывальнику, и, прищурившись, внимательно их разглядывает:
– У вас еще есть?
Николас хочет ответить, но Ясмина становится прямо перед алкашом:
– Мне нужно руки помыть.
Он скользит по ней взглядом, задерживаясь на сумочке:
– Дайте мне немножко, и я никому не скажу.
Ясмина смеется:
– А что, ты думаешь, я могу тебе дать? – Движением руки она просит его отойти в сторону.
Глаза мужчины опасно темнеют.
– Мы уходим, – говорит Николас, идет к двери и приоткрывает ее. – К черту его!
Мужик выглядит опасным, настоящий маньяк, но, что еще хуже, Николас знает: Ясмине нравится вступать в перепалки. Это ведь просто алкоголик, хочет сказать Николас сестре, но в последнее мгновение решает придержать язык за зубами. Не нужно никого провоцировать.
Финн – мужик крепкий, руки у него грубые, видно, прежде чем погрузиться в алкогольный туман, он занимался тяжелым трудом.
– Чертовы молокососы, – бормочет финн им вслед, когда Ясмина наконец следует за братом.
Он придерживает для нее дверь и сам уже почти выходит из туалета, как она ловко протискивается мимо него обратно и бросает что-то в финна.
Что это было?
Только не это! Унитазный ершик. Финн издает дикий вой.
Они несутся к своему столу и в спешке одеваются. Выбегают из пивной, натягивая на себя куртки, срезают путь через темную пустую парковку.
– А,