– А теперь проваливай, – рявкнул владелец ломбарда, вытирая пятно крови Ларкиры со своего халата. – И пусть это будет напоминанием о том, почему ты не крадешь у таких, как я и моя жена. – Он потряс кольцом жены перед Ларкирой. Зеленый драгоценный камень с издевкой подмигивал в свете свечей.
«Тогда, возможно, тебе следует сказать своей жене, чтобы она не выставляла такие украшения напоказ в нижних кварталах», – мрачно подумала Ларкира, вставая и собирая остатки своей гордости. А сделать это было довольно трудно, учитывая, что головорезы грубо развернули ее и вышвырнули за дверь.
Девушка упала на мокрую улицу. От удара израненную руку словно обдало кипятком, настолько мучительной была боль.
Вечер превратился в ночь, и люди, вместо того чтобы помочь Ларкире встать, переступали через нее, стараясь успеть домой до того, как разные заведения, товары в которых пришлись бы по душе далеко не каждому, откроют свои двери.
Ларкира сделала глубокий вдох, поднимаясь на ноги, ей хотелось закричать в небо. Уступить тому, о чем умоляла ее магия. Но Ларкира не стала бы так поступать.
Она просто не могла.
И не только потому, что наступила середина ее Лиренфаста – время, когда девушка должна справиться со всем, что ей выпадет, без помощи собственной магии, – но и потому, что она не могла снова рисковать, причиняя боль невинным. Потребовались годы практики, чтобы голос Ларкиры вышел за рамки простых магических нот, полных печали и боли, перестав приносить разрушения и превратившись в сложные заклинания. Но в подобном возбужденном состоянии Ларкире было крайне трудно контролировать свои способности.
«О потерянные боги, – в отчаянии подумала Ларкира, пробираясь через нижние кварталы и крепко сжимая поврежденную руку. – Если бы я только могла чувствовать все, что хочу!» Смеяться, кричать, визжать и выкрикивать имена, не боясь, что магия сплетется со словами.
Глаза Ларкиры защипало от приближающихся слез. Девушка понимала, скоро у нее не останется сил их сдерживать.
Ей нужно было найти место, где можно побыть одной, вдали от всех.
Поэтому Ларкира оставила позади Полуночный рынок и не останавливалась, пока не оказалась на Хаддл-Роу.
Запах потных тел и мочи, смешанный с ароматом маленьких пылающих костров, ударил Ларкире в нос, когда она пробиралась через шатры, стоящие вместе, словно самодельные детские крепости. Здесь обитали не просто бедняки, а люди, пожелавшие, чтобы их забыли. Они держались тени, как Ларкира цеплялась за свою теперь изуродованную руку.
«Отвернись», – словно бы говорили они.
– Голубка, – прохрипела женщина, похожая на кучу лохмотьев с двумя голубыми глазами. – Ты сочишься, как бочонок с вином в день рождения члена Совета. Иди сюда и позволь мне заняться тобой.
Ларкира покачала головой, готовая идти дальше, но затем женщина добавила:
– Если попадет зараза, ты можешь потерять ее целиком.
Ларкира