Срываю с себя одежду так, что с блузки летят пуговицы. Швыряю её на пол, мечтая сжечь прямо здесь, чтобы никогда не напоминала о случившемся. Включив воду на всю мощность, я встаю под струи и открываю рот в беззвучном крике, который после обретает громкость. Плевать на соседей. Чувствую, как из глаз реками, вышедшими из берегов, льются слёзы, смешиваясь с потоками, попадающими в ноздри и глотку.
Ногти остервенело соскабливают с кожи несуществующую грязь этого дня, и я прихожу в себя только тогда, когда до крови раздираю плечи: лишь в этот момент мозг трезвеет и понимает, что мне, на самом деле, нечего с себя счищать. По крайней мере то, в чём я погрязла, не поддаётся мытью в буквальном смысле.
Я снова оседаю, но уже на нагретый водой кафель, поджав под себя ноги, и больше не плачу в голос, а лишь тихо скулю, как побитая собачонка.
Позвонки пересчитываются холодной поверхностью стены, пока я ёрзаю, терзаемая эмоциями, но и это прекращается, когда через несколько десятков минут тело обмякает, а озноб заканчивается. Я отупевшим и остекленевшим взглядом уставляюсь в слив. Вода монотонной воронкой уходит в него, и я, находясь под долбящими струями душа, продолжаю наблюдать за этим и полностью теряю счёт времени.
Вот растворяется в прозрачном моя кровь, вот ушедший рыжий волос… Я словно смотрю за тем, как всю меня, раздробленную на части, смывают куда-то в небытие.
Не помню, когда прихожу в себя. Кожа на пальцах сморщена до неузнаваемости, а опухшее лицо слишком распарено из-за духоты в кабинке. Буквально выползаю в кухню-гостиную, кое-как обернувшись полотенцем, и ощущаю невыносимую тяжесть, не в силах выпрямить спину. Глаза болят от постоянных слёз, носоглотка забита, а я… больше не чувствую себя человеком.
На столешнице беспорядок: валяются счета вперемешку с медицинскими документами и заключением о смерти отца, стоит грязный бокал из-под вина и недопитая новая бутылка. Я машинально хватаю её и залпом вливаю в себя половину. Дойдя ещё пару шагов, тряпичной куклой валюсь на диван, расплескав бордо по обивке. Неважно.
Ничего уже неважно.
Вторая половина идёт медленнее, и я ощущаю резко накатившую дрёму: организм сам даёт отбой, не позволяя допить терпкий алкоголь, и я погружаюсь в тяжёлый полусон. Проснувшись, начинаю первым делом искать телефон, чтобы посмотреть на время. Двадцать минут четвёртого… В оглушенном сознании, которое заволочено туманом, мелькает воспоминание, что я хотела на днях позвонить Кейт.
Пальцы сами, словно не подчиняясь командам мозга, набирают её имя в списке контактов.
Гудок… Ещё один… Гудок…
Она решит, что я спятила или снова нахожусь на точке «дно» чёрной линии графика своей депрессии, но сейчас мне, как никогда, хочется услышать голос подруги. Но что я ей скажу?..
– Джейн?.. – раздается её севший ото сна голос. Кейт прочищает горло, сразу обеспокоенно