– Может, может, – как будто соглашался с капитаном генерал. Но далеко не первый раз Волков собирался воевать с горцами. – И всё-таки ударим с двух. Не дай Бог, успеют проснуться, не дай Бог построятся. Тогда их только ударом с тыла и можно будет взять.
Больше с ним никто не спорил. А он резюмировал:
– Значит так, господа, как только я с Брюнхвальдом и Рохой выхожу на тот берег, сразу освободившиеся баржи посылаю за вами, грузитесь без суеты, но и без промедления, к вечеру завтрашнего дня будьте готовы.
– Места для погрузки тут немного, – заметил Кленк, – три или четыре баржи станут только, кому грузиться первому? Кому готовиться вперёд?
Вопрос был правильным. И Волков даже не знал, как на него ответить. Он не мог сейчас сказать, кто ему потребуется на том берегу раньше: ландскнехты для взятия лагеря, если враг упрётся, или кавалерия, чтобы громить отступающего противника.
– Я вам сообщу, господа, – после некоторого раздумья отвечал он.
К вечеру того же дня он был у амбаров и переправился в Лейдениц. И что же? Ни одной новой баржи он у пирсов не увидел. Всего восемь барж, с подошедшей, а этого мало. Раздражённый, и уже ни от кого не скрываясь, поехал к Гевельдасу. А тот, прижимая руки к груди, говорил ему:
– Господин, хоть казните, хоть помилуйте, но барж нет, есть только те, что уже зафрахтованы. Других вовсе нет, просто нет. Ни одной лишней не пришло сюда за последние два дня.
Ну и что с ним сделать? Не казнить же, в самом деле.
– Верни мне оставшиеся у тебя деньги, – зло сказал кавалер.
– Да-да, конечно, – засуетился купец, полез в сундук, – я всё вам записал, всё вот тут, – он протягивал мешок с деньгами и бумагу. – Долги купцам раздал и обед им устроил. Очень, очень им понравилось, они с жёнами приходили. За вас выпивали. Говорили, что если ещё что-то надобно будет, так они со всем почтением…
«Сволочи, торгаши… Выли, скулили, проклятьями сыпали, а как деньги получили, так разве что не лучшие друзья…»
– Я у тебя лягу, не хочу, чтобы в постоялых дворах меня видели, – он вспомнил, что съел немного хлеба, что дал ему Максимилиан, съел этот хлеб, не вылезая из седла, – и поесть дай мне. И моим людям тоже.
– Всем вашим людям дать еды? – испуганно спросил купец, вспоминая, что людей у кавалера целый отряд.
– Да. Что, боишься разориться? – Волков усмехнулся. – А представь, купец, что мне их каждый день кормить.
– У меня просто нет столько еды дома. Надобно купить, а где сейчас купишь, ночь на дворе, разве что в трактире.
– Так купи. Не мог лодок найти, сколько нужно, так хоть еду найди.
Последний день перед началом дела – он всегда самый тяжёлый. Если нет у человека дел, который его отвлекут, так его будут тяжёлые мысли изводить. Всё ли он сделал правильно, всё ли предусмотрел. И главный вопрос, что мучает всякого, кто ремеслом воинским живёт: вернусь или нет, а если вернусь, не хворый ли, не увечный ли? У него, конечно, была Агнес. И она ему всё наперёд говорила,