– Послушай! – Ларочке очень хотелось улучшить ему настроение. – Ничего трагичного не происходит. Считай, что у меня командировка. Да, длительная. Но отпуск будет уже через год. Увидишь, я приеду совсем другим человеком. – Она заметила блестящую «Победу» с шашечками на боку, высаживающую кого-то на углу с Бассейной[4], и принялась фантазировать: – При встрече я первым делом усажу тебя в такси и будем колесить по твоему любимому Харькову сколько хочешь.
– Ты правда думаешь, что я так обнищаю, что буду принимать поездку на такси за праздник? – скривился Морской.
– Нет конечно! Но ты порадуешься, что сможешь рассказать мне сразу все свои байки про город, а я не буду отбиваться и стану покорно слушать…
Папа Морской был одержим историей города, и над ним подшучивали за то, что он не может пройти и полквартала без обязательного: «На этом месте много лет назад…»
– И даже не начнешь перебивать стихами собственного сочинения? – парировал он.
Лариса не обиделась. У каждого в семье было подвергаемое общим благодушным насмешкам хобби. Она, кстати, сочиняла сейчас все реже и до сих пор искренне не понимала, почему отец не любит, когда она читает свои стихи.
– Потому что с точки зрения искусства это слишком сыро, а с точки зрения приличий – слишком откровенно, – по глазам прочел ее вопрос Морской и неожиданно решил объясниться: – Стихи можно писать в трех случаях: если ты гений, если ты молод или если это входит в круг твоих профессиональных обязанностей.
Лариса даже поперхнулась, но тут же взяла себя в руки.
– Не молода и не гений, каюсь, – ехидно улыбнулась она. – Но хотя бы не боюсь признаваться в своих чувствах и пытаюсь формулировать, а не строю из себя образец равнодушного хладнокровия.
– Глобально ты преувеличиваешь, но кое в чем права, – поняв, что переборщил, отец попытался подлизаться.
– И знаешь, – Ларочка уже вошла во вкус, – я потому и прошу тебя поговорить с мамой, что вы с ней одинаковые. Оба так боитесь избаловать близких похвалой и позволить им расслабиться, что все время говорите гадости. Кстати! – Тут она придумала идеальный вариант мести. Они как раз дошли до поворота. – Раз у нас есть время, может, сделаем крюк, заглянем к маме на работу, и ты прямо сейчас поговоришь с ней?
По иронии судьбы из-за ареста Якова вылетела с работы только Лариса. Хотя она была всего лишь его падчерицей. Но жена арестованного оказалась работником слишком видным, а сын – слишком незаметным, и их не тронули. Без Веры Дубецкой ее туберкулезный диспансер и впрямь пропал бы, поэтому все обошлось беседой на собрании. А Женькина служба, судя по всему, и так считалась сплошным наказанием, поэтому ухудшать его жизнь в связи с неприятностями отца было некуда.
– Да, да, – продолжила Лариса. – На работе мама, возможно, будет сговорчивее. Пойдем?
– Ну нет! – Морской аж побледнел. –