Он был просто огромной амёбой, гигантским сообщество 50 триллионов простейших, которые просто хотели сосуществовать наравне с остальными живыми существами на этой планете. По стечению генетических обстоятельств, это существо умело незамысловато двигаться, есть, срать, вонять, разговаривать и скверно руководить отделом. Он не был человеком в полном смысле этого слова, и не имел собственной, осознанной, критической личности. Он здоровался и прощался, словно зомби, ел в столовой глядя в пространство, и управлял людьми с видом человека, которым манипулирует вселившийся в него злобный пришелец. Он увольнял сотрудников не вдаваясь в обстоятельства дела, совершенно прямолинейно подчинялся внутреннему распорядку, отдавал распоряжения достойные роботов и с самым идиотским видом заглядывал под юбки девушкам, поскольку 50 триллионов его клеток упорно хотели воссоздать свою копию… В 19:00 реле в его голове отключалось, и мозг Константина переходил в спящий режим. На автопилоте он ехал домой (никто не знал где он живёт), запирал дверь на засов, опускал шторы (впрочем, я думаю, он никогда и не поднимал их), снимал голову с плеч, ставил её на подзарядку, а сам ложился рядом. Телевизор он включал лишь затем, чтобы не вызывать подозрений у соседей. Утром, по звонку будильника, Константин ставил голову обратно и двигался в офис. Иногда программа позволяла ему сменить носки и немного смочить своё тело проточной водой.
В целом, Костя был идеальный менеджер среднего звена и его единственной проблемой были люди, потому что люди не любят дебилов. Они плюют им в кофе, подкладывают кнопки на стулья, присобачивают им бумажные хвосты и говорят в курилке о них всякие гадости. (Кто не понимает силу разговоров в курилке, этого наиточнейшего офисного барометра и эпицентра заговоров, то не знает жизни!) Константин довольно безропотно терпел эти невзгоды. Все, кроме одной – моих записок, которые я регулярно прикреплял ему к монитору. Похоже, их содержание или сам стиль, чем-то задевали алгоритм его примитивной программы, и перфокарта в его голове стопорилась. Он начинал перегреваться, вонять ещё пуще и выглядеть полным придурком. Это было забавное зрелище. Все девушки отдыхали душой, когда он мрачно расхаживал с очередным моим творением в руках, а иногда и бегом бежал с ним к начальству. После этих посещений он был расстроен ещё больше, а наш коммерческий директор (к генеральному он идти боялся) бежал отхохатываться в туалет, а однажды, даже хитро мне подмигнул… Впрочем, мне могло и показаться.
Записки эти, – как и полагается боевым листовкам, – были лаконичны, шаблонны и неприличны. Именно это, по всей видимости, и обуславливало их магическое действие. Вот их примеры:
Васильев – с разбегу говно укусильев!
Или
Васильев – труп коня изнасильев!
или вот:
Васильев – задом член искусильев!
Случались сочинения гораздо более пространственные и замысловатые, где зоо- и некрофилия теснейшим