Потом меня снова сморило. Однако примерно к полудню я проснулся и, обнаружив, что нурра куда-то исчезла, а в комнате появились посторонние, мгновенно насторожился.
– Как вы себя чувствуете? – обеспокоенно спросила лесса Майена, поймав мой вопросительный взгляд.
Я знаком показал, что более или менее в порядке.
– Хорошо, – с облегчением ответила юная магичка. – Когда вы упали, я побоялась, что швы разойдутся, но сканирующее заклинание показало, что все в норме. Вы поправитесь, мастер Шал. Только говорить какое-то время не сможете.
Фигня вопрос. Ругаться я могу и молча.
– Вас надо обмыть, – немного помолчав, сообщила девушка и отвела глаза. – Я позову слуг. Не возражаете?
Угу. Зови. Сам уже чувствую, что воняю.
Лесса, помявшись, больше не решилась ничего добавить и просто ушла, оставив дверь комнаты приоткрытой. А как только в коридоре затихли ее шаги, из-под подушки высунулась треугольная змеиная мордочка, и Пакость вопросительно пискнула.
Я вместо ответа только открыл рот. После чего нурра проворно выбралась из своего укрытия, куда-то юркнула, затем вернулась, держа в зубах еще одну фэйталовую «жемчужину», и аккуратно вложила мне ее прямо в губы. А увидев, как я спокойно ее съел, довольно заворковала, замурлыкала, потерлась носом о колючий подбородок. Но вскоре навострила ушки, недовольно шикнула, вильнула хвостом и исчезла.
Уны через три в коридоре снова послышались шаги – на этот раз тяжелые и явно мужские. Вскоре после этого в комнату вошло двое слуг, которых я вспомнил по недавно просмотренному «фильму». Именами Шал, правда, не заморачивался, но мужики были ему хорошо знакомы. Они-то и помогли мне подняться, притащили откуда-то таз с горячей водой. Постоянно косясь на мое перебинтованное горло, быстренько меня обтерли, подали глиняный горшок с узким горлышком, чтобы, значитца, я справил туда естественную надобность. Потом спросили, не нужно ли принести горшок побольше, но я пока отказался – на свою последнюю охоту Шал, как монах на утреннюю молитву или воин перед тяжелым боем, отправился натощак, поэтому я, скопировав его матрицу целиком, в дополнительных емкостях пока не нуждался.
Когда с гигиеной было покончено, один из слуг ненадолго вышел, но вскоре вернулся, держа в руках большой графин с изогнутым горлышком, от которого вкусно пахло бульоном. Сообщив, что ничего более питательного при моих ранах кушать нельзя, мужик очень аккуратно, буквально по глоткам влил в меня весь графин. Я пару раз благополучно подавился. Один раз едва не блеванул. Но все же постарался вылакать все, что давали. А как только мужики собрали шмотки и ушли, с облегчением завалился обратно на постель.
Нехитрые процедуры умудрились вытянуть из меня все силы, снова превратив в обессиленное нечто. Зато, как только слуги ушли, в комнату вернулась Пакость и накормила меня гораздо более сытно, чем чуваки с бульоном. Среди ее добычи на этот раз были и старательно разгрызенные на куски