– И что же делать? – в голос спросили девочки.
– Будем договариваться.
Ермошка вернулся к висящему в воздухе Чура́ю и, щёлкнув пальцами, опустил того наземь.
– Ну что ж, уважаемый товарищ дворови́к, претензию мы вашу услышали, обсудили. Понимаем вашу неприязнь к белым зверюшкам и даже частично… мм… разделяем. Но! Ведь и животинка-то ни в чём не виновата. Как вы рассуждаете, товарищ?
Чуя, что разговор пошёл в нужное русло и теперь можно гнуть свою линию, дворови́к приосанился, поставил руки в боки и принялся крикливо поучать:
– А я вам вовсе никакой и не товарищ. По мне, так товарищи – пережиток прошлого. Я сам себе товарищ, мне и самого себя достаточно. Для чего вообще энти товарищи нужны? А я вот разумею, что товарищ нужо́н, штоб тока сэкономить поболе.
– На чём ето? – искренне удивился Ермошка.
– Да хоть на столовке, – продолжал наставлять Чурай, – придёшь так, бывало, к товарищу – и подавай мне чаю с сухарями, али чего там у него в запасе имеется. На игровой приставке сколь можно сэкономить, идёшь, например, к домовёнку какому-нибудь и режешься с ним в танчики цельну неделю. Я уж не говорю про то, какую кучу деньжищ можно сэкономить на семейном психологе! Вываливаешь на товарища все свои горести, промблемы – и всё! Пущай он и разгребает, раз уж он – товарищ.
Из всего сказанного Олю удивило не столько невероятная наглость дворовика, сколько то, что ему знакомо понятие «семейный психолог». Однако она не стала вмешиваться в переговоры. Но Ермошка тут же озвучил Олины мысли почти дословно:
– Ето уже не товарищество и тем более не дружба, а какое-то использование другого в своих корыстных целях получается!
– Я дворови́к дисциплинированный. Ко своёму подворью приставлен, сам слуг не имею и никому никаким товарищем тоже быть не желаю! Мне хоть по причине малой должности никого использовать не положено, да и чужого добра – даром не нать, но ежели мне чего дадут, то я и не отказываюсь.
– И чего бы ты хотел? – хитро ввернул Ермошка, прервав торопливую чураевскую белиберду.
– Среди наших дворовых служащих ворюг отродясь не водилось, да вот только среди людишек полным-полно ротозеев. Как тут устоять? Так что ежели, например, я вижу, что обронила кака-то растяпа кусочек съестной, платок носовой али копеечку, то мы энто расцениваем как нам что ни на есть натуральный подарок, ну типа, штоль, чаевых за службу.
После этих слов Чура́й плотоядно осклабился, обнажив щербатый рот, и захохотал резким каркающим смехом. Его смех с отрывистым «э.. э.. э…» можно было принять за приступ сильной икоты.
Со словами: «Ну, всё понятно!» − Ермошка привлёк подруг пошептаться.
– Ну, чего он там? – поинтересовалась Оля.
– Да всё как всегда, юродствует по своему обыкновению. Говорить он может что угодно, но смысл всегда один – без оплаты ни на какие сделки етот басала́й2 не пойдёт. Так, давайте посмотрим, у кого что имеется в наличии.
– Может,