Ким как-то спрашивал Коня, для чего на «Талеме» нужны эники. На фоне других сотрудников базы они казались существами слишком независимыми и позволяли себе сентенции, которые невозможно было представить в исполнении, например, Фольшойера. В самой природе эников было что-то противоречащее строгому укладу талемской жизни, и тем не менее, они являлись Киму и говорили с ним о вещах, которые не с кем было больше обсудить, разве что с психологом. «Они похожи на ячейку вольнодумцев», – сказал тогда Ким с насмешкой, а Конь пустился в длинные рассуждения о природе эников. Ким понял лишь, что эники – такой же экспериментальный продукт, как и он сам. Они должны будоражить сознание перцептора, чтобы тот не сошёл с ума от длительной изоляции и не потерял своё главное оружие – фокус сознания. Эники с их вымышленными биографиями были стерильным инструментами, и всё вольнодумие, по большому счёту, оставалось лишь игрой.
– Эники сознательные? – спросил Ким.
– Ну, спроси их. Ты же живёшь с этой… как её… Одри?
– А как узнать, что кто-то сознаёт себя?
Конь пожал плечами:
– Никак. Это просто чувствуется по поведению.
– Одри актриса. Как мне понять, она в самом деле ощущает или просто играет?
– С актрисами же всегда так, – заключил Конь, ёжась. – Чёрт их знает, где они играют, а где правду говорят. Слушай, я замёрз. Может, зайдёшь?
– Спасибо, – мотнул головой Ким. – Я вдоль берега пройдусь.
Шагая по мокрому песку, Ким думал об Одри и той тоске, которая иногда проскальзывала сквозь её игру. Тоске от того, что она так и останется куклой для очередного заключённого «Талема». Она ощущала себя узником трудового лагеря, где отбывала бессрочную повинность.
Или это лишь явление переноса, как его называла Ирина Ивановна? Не Одри ощущает себя в лагере, а сам Ким.
Глава 5. Жемчугов
– Жемчугов, заместитель министра информационной безопасности, – огласил Виноградов с порога. – Всё как ты хотел. Настоящая работа.
– Ого! – удивился Ким. – Серьёзный калибр.
– Калибр ты сейчас увидишь.
Он топтался в прихожей Кима. В начале октября на острове зарядили тусклые дожди, и мокрый Виноградов был похож на ртутного человека. Он снял плащ и тряхнул его, подняв облако водяной пыли. С бионической руки капало. Виноградов с досадой отстегнул её и поставил у двери, словно ружьё.
Весь сентябрь Ким чувствовал, как Кролик подгоняет Виноградова, а тот ворчит, но подчиняется. Финальные тесты прошли легко, и даже осечка во время когеренции с сетевым проповедником не затормозила процесс. Выпуск Кима из учебной зоны был согласован кем-то наверху, и, как шутил Виноградов, здесь торчали кое-чьи уши. Теперь им предстояла первая рабочая когеренция.
Виноградов мог бы не мучить себя визитами в такую погоду и выйти на связь из тёплой ванной, но он старомодно считал, что эпохальные события нужно