Впрочем, время дисгастеров сочтено: у правительства Шемурова просто не дошли руки до каждого мерзоблогера. А он, Петька Дерезин, наследник века старого, яркого, талантливого, ещё вернётся. Всё циклично. Когда-нибудь и это падение нравов повернётся вспять.
Он так расчувствовался, что заплакал бы, но то ли слёзные каналы забились из-за нарушения липидного обмена, то ли повод оказался недостаточно судьбоносным.
Внезапно Дерезину захотелось мороженого – брусничного, мангового или даже пломбира. Но ещё больше ему захотелось сбежать из разноцветного склепа в солнечный день, который бесшумно скользил за окном, словно вычеркнув Дерезина из жизни.
«Как же сбежать? – удивился он собственной беспечности. – Ты же соглашение подписал. Тебе деньги платят. А если они оштрафуют потом? Или траст понизят? И Эзра наверняка вернулся».
Вот так и взращивают в нас рабов, ответил он сам себе, хмурясь. О какой волне успеха ты мечтаешь, если в тебе нет ничего живого? Судьба любит смелых. А ты сидишь тут, как школьник наказанный, и мозаики собираешь. Тебя не жизнь вычеркнула: ты сам себя выпилил по контуру. Либо сейчас, либо никогда.
«Ничего я не выпилил!» – возмутился Дерезин такой неприкрытой лжи. Он ещё в обойме. И приливная волна, которой он так долго ждал, уже где-то рядом.
«Так лови её», – мелькнуло в голове.
Да-да, нужно ловить её за шкирку, как непокорного пса, как шлюху… Нужно ломать привычный ход вещей! Это момент истины: либо ты их, либо они тебя…
Дерезин вскочил, просыпав кусочки так и не собранной головоломки, замер, прокрался к двери, приоткрыл. Эзры не было. Скотина, не верит, что Дерезин способен убежать. Что же, тем лучше!
Дерезинские смартглассы лежали на столе Эзры. Он надел их жестом специального агента Локера из «Смартеона», смахнул в сторону листопад уведомлений и, озираясь, заспешил к лестнице, стараясь не бежать и контролировать дыхание, чтобы камеры не заподозрили в нём преступника.
Именно преступником он себя ощущал и от этого ликовал. Его поступок был незаконен, а может быть, антигосударственен, и значит, как и пятнадцать лет назад, он снова стал бунтарём. «Змея сбрасывает кожу», – думал он злорадно, воображая лицо Эзры, когда тот не застанет его за собиранием детских головоломок.
Воздух на улице оказался душным и особенно ароматным: пахло то ли почками тополей, то ли этим желтоватым реагентом,