– Ты что, ее мочу на вкус проверял? Или Narcoscreen-ом тестировал? Ты сам себе придумал, что она чистая, а она на винте, может…
Батькович замолчал. Он почти попался, потому что был хорошим врачом и отлично понимал, что произошло, он даже уважал Вадима и хотел его сохранить, но ему нужен был ремонт в подвале и хотя бы одного этажа для платного приема, и Министерство финансировало только подвал, и без префектуры он бы не потянул, поэтому он молчал и думал, как ему и птичку съесть, и невинность соблюсти. Вадим пошел ва-банк:
– Группу не отдам.
Батькович поморщился притворно: полставки – как раз два занятия группы в неделю. Он кивнул:
– Кабинет сдашь. Пиши.
Потеря кабинета была чувствительным ударом, но он что-нибудь придумает. Вадим взял чистый лист, махнул заявление о переводе на полставки, переправил его на край стола начальника и спросил:
– Что Арефьева?
– Льют ей, уже полчаса льют, мать вызвали. Через час очухается. СтаршАя ей майку дала со Дня медика. Иди, Ялов, сильный у тебя хранитель, свечку поставь: из-под статьи тебя вынимаю.
Вадим ушел. Батькович уже сам верил в то, что спас неразумного Вадима от страшной участи, уже гордился собой, вот только глаза его не глядели на написанное корявым почерком заявление.
* * *
Палату в наиэлитнейшей клинике Москвы, в которой Лаура провела в коме пять месяцев после аварии, черепно-мозговой травмы и успешной, по словам звездного нейрохирурга, операции, она называла про себя «Мой саркофаг». Если бы она могла видеть, то удивилась, насколько далекой от этого названия выглядела комната, в которой она лежала: жалкие постсоветские потуги администрации клиники и жесткие финансовые ограничения ее владельцев привели к тому, что в комнате стояла новая, но недорогая мебель из ДСП, которая безуспешно изображала роскошь и домашний уют, и действительно умопомрачительная по виду, стоимости и функциям кровать для больных в коме, созданная швейцарским инженерным гением. Кровать выглядела так, как будто это был инопланетный корабль, готовый к взлету. К Лауре давно вернулись слух и обоняние, и ее постоянно выбивало из колеи сочетание запахов и звуков из девяностых с какими-то сигналами, казалось, попавшими в палату из будущего. Мебель катастрофически воняла клеем для ДСП и скрипела, а кровать благоухала электронами и мю-мезонами и при изменении положения издавала звуки галактической музыки.
Как бы то ни было, прошлой ночью Лаура Терлецкая загадочным образом исчезла из этой палаты. Даже если предположить невероятное, что пациентка вышла из комы и попыталась самостоятельно покинуть клинику, ей бы это не удалось: несмотря на массажи и иные терапевтические мероприятия, ее мышцы никак не могли после долгого бездействия унести ее тело куда-то в московскую