Люди были рады и такому улучшению жизни, пусть даже оказавшись в жалком подобии свободы и равноправия. О тех же, кого увезли, кто пожертвовал собой в борьбе за общую свободу, никто и не вспоминал.
Для меня свобода совершенно неожиданно пришла в феврале 1956 года.
Как странно: те строки в моем деле, которые я почитал самыми неприятными – «участие в формированиях врага», – оказались решающими для освобождения по амнистии 1956-го.
Разрешалось ехать в любое место в стране, по моему выбору… кроме областей, городов и поселков… Список запретных мест проживания не умещался на трех листах печатного текста.
Но выбор у меня был предельно прост. Этот вариант вполне устраивал и чекистов: мне надо было ехать туда, где жили мои родители, – в тайгу Томской области, Кривошеинского района, в поселок Красный Яр. А потом еще на 25 километров дальше на север.
Больше нигде во всем мире для меня не было места.
А там, в тайге чудесная природа, здоровый климат и милые, родные души. Что еще нужно на этом свете человеку для полного счастья после почти двенадцати лет, проведенных в каторге? Мне необходимо было просто оглядеться в мире вольных людей, переосмыслить все, что со мной случилось, и хоть немного прийти в себя.
Нашлась и девушка из тех, кого присылали по распределению после учебы в техникуме на Север. Я ее учил ремеслу… Она не побоялась со мной и Сибири.
Там в таежном поселке со временем, благодаря хлопотам отца, меня приняли на работу по специальности, полученной в Воркутинских шахтах.
Осваиваться в новой обстановке было чрезвычайно трудно. Особенно мучительными оказались жилищная проблема и бытовая обстановка. В квартире из одной комнаты с кухней собралось тогда три семьи (всего восемь человек). Особенно страдали бедные женщины – главным образом из-за разницы в привычках, воспитании, уровне интеллекте.
Начался даже такой период, когда у меня возникло непреодолимое желание возвратиться на Воркуту. Я послал письмо своим товарищам – те отреагировали без промедления. Пришла официальная телеграмма – приглашение на работу в Шахтоуправление. Да еще и деньги на дорогу – больше оклада самого директора Леспромхоза!
Новость сразу же стала известна всему поселку.
Не успел я подать заявление об увольнении, как отношение руководителей Леспромхоза изменилось. Мой статус поднялся до самой высокой отметки. И через день мне вручили ключи от собственной квартиры. Совсем маленькой, из одной комнатки с кухней, с удобствами во дворе, печным отоплением и водой из реки. Так жили в том краю почти все. Но самое главное – это было самостоятельное жилье.
А потом пришло еще и повышение по службе.
Пришлось извиняться перед воркутинскими товарищами и возвращать им аванс…
Мы с сестрой для восстановления прав по образованию на следующий год пошли учиться в десятый класс школы рабочей молодежи. Я закончил в 41 году украинскую