Темнота, плотность – и все ищут «подельников». Всю ночь будет ползать между всеми и по всем, и по тебе, кто-то и передавать «малявы»: дыры, длиной в руку, тут в стенах боковых и в потолке – «кабуры».
Времени нет, а музыка – в шесть утра. И завтрак: в окошко дверное откидное – в «кормушку» – прежде подадут буханку чёрного на двоих и по буханке белого на шестерых – по «тюхе бубона». Буханки чуть надрезаны сверху, ровно их не разломить. И вмиг из алюминиевой ложки об угол «общака» изготовляется нож – «заточка». В «кормушку» из «продола» – вонь особенная… Даст, может, кто тебе миску алюминиевую – «шлёнку». Будешь ты есть или не будешь, а на первое тебе щи с килькой из банок, на второе – попросту клейстер, овёс варёный. То и другое развозит по «хатам» «баландёр», презираемый всеми. Но и ему все суют «малявы», сигареты – чтобы передал, велят сказать тому-то то-то, спрашивают то-то о том-то…
Пол в «транзите», «дольняк» в нём, ручка черпака и руки «баландёра» – все одного цвета.
Тут сантехники, слесари, электрики – все из осуждённых, в чёрных фуфайках, кепках, в спецодежде тёмно-синей, – «обслуга».
Ты – в ином измерении, в том самом пресловутом: электричество – круглосуточно, запах – день и ночь, музыка – с шести утра до десяти вечера…
Построили вот в «продоле» вызвал тебя к себе ещё один тот, кто ходит сюда сам, сотрудник – «опер», по-тутошнему – «кум». Полистал бумаги про тебя, пообещал тебе хорошую «хату»…
Выдаст тебе кладовщик – «каптёр». а он тут царь и всё, что хочешь, – матрац прелый, чахлый, квадратный какой-то метр солдатского одеяла, подушку, тоже чахлую, но и такую, как ты поймёшь, почему-то – из уважения к тебе… А вот «шлёнки» и ложки не нашлось…
…Неожиданны были тебе «браслеты» и «кобыла», страшно неожиданно то, что было в «транзите», – прожить так день, неделю, месяц, нет нельзя!..
В «хату» – теперь уж по-настоящему твою, тебя и поведут сквозь каменные этажи и железную музыку. Пока идёшь «продолами», минуешь три заграждения из решёток – три «локалки». Каждый этаж – железный длинный балкон; между балконами этими на каждом этаже – железные сетки…
Наконец загремел ключ, загремела цепь на двери – и вот тебе ещё одна шоковая, до потрясения, неожиданность…
Солнышко в «хате» сквозь решётки и «реснички»… белые простыни аккуратно заправлены на «шконках»… у зеркала парни молодые стоят причёсываются!..
И начал ты быть тут так: представился, все назвались по имени. Затасовались дворы, дома, школы, заводы, цеха – и общие знакомые. Словно бы все тут, и ты тоже, щупают себя: живые ли мы, не из нейлона ли какого мы?.. Все говорят, и ты, громко: тут, как во всех «хатах», динамик в дыре над дверью. Затыкать тряпочками и бумажками дырочки в решётке перед тем динамиком ты, вместе со всеми, будешь старательно… Ненавидеть её, эту такую музыку, ты будешь всю жизнь…
Всем тут, кто теперь с тобой, около тридцати, у некоторых – вузы, никто ни разу не судим, только сидят тут не второй, как ты, день, все – по каким-то хозяйственным