Они взяли кофе, пирожки и сели за столик в углу, где народу было поменьше.
Люся молчала. Она вся была похожа на сжатую пружину. Лёха решил нарушить молчание.
– Со мной сегодня случилась очень странная вещь, – осторожно заговорил Лёха, – Знаешь, Лютик…
– Хватит! – пружина разжалась, Люся почти кричала, – Не надо больше! Не надо больше называть меня этим дурацким прозвищем! И вообще не надо больше…
– Что не надо больше, Лют… Люся? – ошарашено спросил Половинкин.
– Ничего не надо! – первый раз посмотрела Люся в Лёхины глаза, – Ни звонить, ни встречаться, ни писать мне в вайбере идиотские послания…
Лёха снова, как утром в кабинете начальника, долго осознавал услышанное.
– Ты меня бросаешь? Но почему?! – вид у Половинкина был, как у раздавленной автомобильным колесом банки из-под пива.
– Да потому… потому… – Люся никак не могла собраться с духом, и вдруг, выплеснула, – Потому, что мне надоели твои нудные нежности, постоянные вздохи, молчание, твои всё время чего-то просящие взгляды, стихи Бродского под луной, которые ты, кстати, совершенно не умеешь читать, твоя мягкотелость, твои заумные речи, якобы, о возвышенных вещах, а на самом деле ни о чём, постоянное нытьё о несправедливости жизни, неприспособленность твоя, рассеянность, детские обиды на недостаток внимания… в общем, ты – редкостное ничто…
– Вот это картинка… – произнёс, глядя перед собой стеклянным взглядом, Лёха.
– Да, неприглядная весьма, – успокоилась Люся, – и, главное: я встретила другого человека, он полная твоя противоположность. Прости….
Люся встала из-за стола, и вышла из заведения, не оглядываясь, будто подбросила котёнка к дверям чужой квартиры и убегала прочь, боясь, что хозяева квартиры окликнут её и вернут ей несчастное ненужное животное.
Лёха себя и чувствовал, как животное. Не котёнок, конечно, а подстреленная птица – он почти физически ощущал пулю, которая прострелила ему крыло и прервала его гордый полёт.
Он просидел в оцепенении, совершенно не двигаясь, около часа. Вывел его из комы вопрос парня с девушкой, свободны ли места за столом. Лёха встал и, покачиваясь от внезапно навалившейся на него усталости, вышел на улицу.
Вечерняя мартовская темнота нещадно уничтожалась светом фонарей, к тому же, в пятидесяти метрах услужливо освещал к себе дорогу цветными огнями винный магазин. Лёха безвольно поплёлся по разноцветной манящей дорожке. Циничное название магазина «Парадиз» покоробило Половинкина, но он купил там четвертинку водки и пошёл, куда вели его ноги, украдкой прихлёбывая из бутылки.
С каждым глотком водки, переживания его становились глубже и благороднее, ночь становилась темнее и мягче, звёзды на её небе горели, как глаза у чёрной пантеры, вместе с этим, ему показалось, что восприятие его стало изумительным – водка снова возвращала его к сверхчеловеку.
Лёха совершенно не заметил, как забрался в какие-то