Ну да ничего. Носки – дело наживное.
В отличие от собственной шкуры.
Пол, подчинившись моему мысленному приказу, дрогнул и вспучился, сбивая паладинов с ног, опрокидывая на спины, больно ударяя рёбрами досок по позвоночникам.
Потом пошли в рост ветви.
– Аааааааа…
Страшно. Ещё бы. Когда пол, ещё секунду назад такой надёжный, вдруг трясётся, а из досок прут хлёсткие побеги, опутывающие запястья и щиколотки, стегающие по глазам, забивающиеся в рот… Тут кто угодно завоет.
Верещал, конечно же, Вэл. Его старший товарищ панике не поддался. Рявкнул что-то типично паладинское, отмахнулся, сплюнул вспышкой света, всё ещё лежа на спине и барахтаясь, как опрокинувшийся на панцирь огромный жук.
А доски продолжали со страшной скоростью выгонять молодые побеги. Стены я пробудить и не пыталась – слишком много времени прошло с тех пор, как они были деревьями, ловили корнями влагу, а ветвями – свет, тянулись к солнцу и ветру, шумели листвой, качали на себе птичьи гнёзда. Старые брёвна уже толком и не помнили, что значит жить, а значит, я почти не добьюсь от них пользы, только силы зря потрачу. А вот пол не подвёл. Да, остановить вторжение и изгнать захватчиков он не мог – слишком тонкими были ветви, чтобы намертво опутать руки-ноги или придушить, слишком торопились бывшие деревья урвать хоть чуть-чуть жизни и распыляли вложенную в них магию на выгонку хвои и формирование шишек. Но напугать, заставить тратить силу и выиграть время пол смог.
Зашевелились, заскреблись в кадушках мои запасы. Из мочёных яблок (редкостный деликатес по нашим временам) да солёных помидоров я и не собиралась оружие делать. А вот как отвлекающий манёвр… Впрочем, из погреба им надо было ещё выбраться.
Некоторые припасы, не скованные тарой для хранения, тут же рванулись в атаку. Хлопая лишёнными перьев крыльями, устремилась к свету вырвавшаяся из верёвочной оплётки копчёная куриная тушка. Следом за соседкой по стропильному висению ринулись два гуся. Вяленые с пряными травами и чёрной чесночной солью, дорогие… Эх…
Я слышала (да и видела – сейчас я будто сама стала моим домом), как продукты, бывшие не так давно птицами, вывалились на поле сражения и, стуча костяшками ног, набросились на паладинов. Курица явно была предводителем этой отчаянной компании: с безрассудной храбростью тушка кинулась прямо в лицо Арвину. Видимо, при жизни это, несмотря на заверения жуликоватого продавца, впарившего мне копчёности, всё-таки был петух, а не квочка, – уж слишком решительно и умело он организовал свою атаку. Паладин, уже было приподнявшийся и избавившийся от ветвей, вновь опрокинулся на спину: тушка ударила его так сильно, что размазалась по лицу и разлетелась в стороны ошмётками мяса и костей. Вечная память тебе, копчёный герой…
Гуси оказались более расчётливыми и менее отважными: двигаясь абсолютно синхронно, они пошли в атаку на Вэла. Вяленые тушки, покачивая обезглавленными шеями и похлопывая крыльями, словно в древнем боевом