Рубанов замолчал, а потом бросил взгляд на Варламова, имевшего скучающий вид, и обратился к нему:
– Ты уж не серчай, Семен Архипыч, но Петины «безобразия», за которые ты его давил, все чаще вот такими вот разговорами с собой и были. И не трогал он никого, только шумел иногда.
– Да ты уж на жалость то не жми, Рубанов! И буянил Родионов, и окна бил, и к женщинам приставал.
– Да я и не жму, Семен Архипыч, все понимаю – работа у тебя такая.
Виктор Павлович поспешил вернуться к более осмысленному ходу разговора:
– Он все время так себя вел, Савелий Владимирович?
– Нет, конечно. Вспышками. Мог всю неделю нормальный-нормальный ходить, а оба выходных «бу-бу-бу» за стенкой.
– А вчера ночью вы слышали его через стену?
– Я вчера вечером немного перестарался, так что часов с восьми уже ничего не слышал. Уж извиняйте, товарищ следователь.
Виктор Павлович невозмутимо кивнул, делая пометку в своих записях, а вот Дмитрия начинала разбирать досада на этот мир алкоголиков, которые ничего не видят, не слышат и не запоминают. Пока что убийство Родионова выглядело «висяком» – одной гильзы мало, обязательно нужно было что-то еще. Чтобы убийцу кто-нибудь увидел или услышал, чтобы он оставил какой-нибудь осязаемый след.
– Получается, звуки выстрелов вы тоже не слышали?
– Получается, что так, товарищ следователь… только я вот тут понять не могу одного – даже сильно перебравший, я все равно должен был хотя бы проснуться от выстрелов. Тут стены-то нарошечные – я иногда даже то, о чем именно Петя болтал, мог услышать, а выстрелы должны были прозвучать так, как будто я в той же комнате нахожусь, но не было звуков таких. Простите еще раз, товарищ следователь, тут вам, наверное, соседи мои смогут помочь.
– А о чем он обычно говорил, Савелий Владимирович?
Белкин посмотрел на Виктора Павловича, но по его лицу нельзя было прочитать подоплеку этого вопроса. Дмитрий глянул на Варламова – тот тоже был немного удивлен.
– Да разное самое. Про фотографии любил, про женщин, ругался много, ну и о себе тоже.
– А что о себе?
– Ну, много чего, товарищ следователь. Я, считайте, всю его судьбину из этих разговоров успел узнать. Про мать, про лапти, про семнадцатый год.
– А скажите, Савелий Владимирович, он упоминал о чем-то необычном, каком-то событии в своей жизни, может в молодости, которое могло бы подтолкнуть кого-нибудь к тому, чтобы его убить?
– Так вы думаете, что кто-то услышал слова Пети и решил его убить за прошлое?
– А было в этом прошлом что-то такое…
Виктор Павлович осекся внезапно и бросил быстрый взгляд на Варламова,