Лишь в сороковом году Михаил Михайлович Аронов, ставший хранителем отдела, отыскал дарственную грамоту купца и установил истину. Это стало открытием, поскольку считалось, что столь щедрый «дар» университету исходил от обедневшего графа. Он-то, граф, и был возведен в ранг знаменитого мецената и поборника высшего образования в отсталой Сибири. Аронов же разом опроверг все толки и над шкафами, где хранились окоемовские книги, вывесил соответствующую табличку. Рукописные списки пятнадцатого века, да и более поздние, старопечатные, были в плачевном состоянии: настоялись в глухих графских шкафах, натерпелись по дороге из Москвы и належались в ящиках по сырым подвалам. Бумагу и пергамент сверлил книжный жучок, крошила плесень и прель. Четыре года Аронов лечил книги, дезинфицировал каждый лист, восстанавливал переплеты, вытравливал плесень и грязь, отлагавшуюся веками. Книга как человек: она гибнет быстрее от полного покоя и дольше живет в беспокойстве.
Но пришло время, когда дареные книги встали в строй и начали работать, а подкрепления не было. В иной год отдел получал одну-две рукописи, купленные у коллекционеров либо у случайных людей, пришедших в библиотеку сдать редкую книжицу. Правда, Аронову удалось сколотить небольшой обменный фонд, завязалась переписка с другими библиотеками и музеями. Он успешно провел несколько туров двойного и тройного обмена, полагая, что это более или менее надежный способ пополнения отдела, и дважды съездил в экспедиции на Русский Север. Но там уже побывали до него, выбрали, отсеяли все самое ценное, и то, что Аронов привез с Севера, больше годилось для обмена с любителями-коллекционерами.
– Ничего, это вам не издательство «Детгиз», – любил повторять хранитель. – Это вечные ценности. Они добываются, как радий.
И тут неожиданно в Сибирь перебрался известный ленинградский собиратель рукописных памятников и редких книг Никита Гудошников, знакомый Аронову по переписке и статьям, которые время от времени появлялись в газетах и журналах. Переехал вместе со своей библиотекой, даже, по слухам, раза в два большей, чем собрание отдела, не говоря уж о ценности и редкости книг. Для отдела появилась возможность открыть новый источник поступлений – из старообрядческих деревень и скитов, никем еще не тронутых, не пройденных, не обследованных. Пока только среди археографов и любителей старины об этих местах ходили разговоры и легенды, как о книжном Клондайке. Чего только не рассказывали! Где-то в глубине лесов и болот какой-то охотник нашел целый ларь, набитый рукописными и старопечатными книгами. Стоит себе брошенная заимка, а в ней – бесценное сокровище. Приходи бери, но где она, заимка?.. Там, слышно, в какой-то деревеньке объявился умелец-сапожник, который натаскал откуда-то «кожаных» книг