– Это уже истерика! Она дизайнерской медициной не лечится. Хотя, конечно, таблеткам валерьянки тоже можно приклеить какие-нибудь съедобные крылышки, – сказала Гелата.
Постепенно Ирка перестала всхлипывать. До нее стало доходить, что это конец. Завершение целого периода жизни. Валькирий Ирка ощущала как нечто дробно-целостное, составленное из разных характеров, привычек, образа жизни, но одновременно безмерно единое. Раньше и она была частью этого единства, а теперь из него выпала, как выпавший зуб сразу становится куском непонятно чьей кости. И опять ей вспомнились отрезанные волосы. Такими же волосами теперь стала и она. Бабка со щеткой, где ты? Сметай меня! Бросай меня в ведро!
– Я спокойна, – сказала Ирка. – Теперь я спокойна! Значит, я больше не валькирия, не Трехкопейная Дева и не имею к вам никакого отношения!
– Ну почему? К нам ты отношение имеешь и будешь иметь. А использовать Деву Надежды в битве нельзя. Валькирии заменяемы, Дева Надежды – нет… – Фулона сказала это так спокойно и одновременно просто, что Ирка поняла, что решения своего она не изменит.
– Дева Надежды бессмертна! – напомнила Ирка.
Фулона взглянула на Гелату:
– Объясни ей! Это по твоей части!
– Да, бессмертна. Но бессмертие это весьма относительное, – заявила Гелата. – Как видишь, когда ты била по двери, твои руки сами собой не заживали. Или заживали?
– Не заживали, – буркнула Ирка.
– То-то же. И когда мрак приковал тебя к коляске, ты тоже не начала прыгать по улицам на второй день после аварии. И гриппом ты болеешь, и другие болячки липнут к тебе не меньше, чем к остальным. Если мрак тебя искалечит, ты просто станешь искалеченной Девой Надежды – вот и все.
– Я могу сражаться рункой!
– Можешь, – признала Фулона. – Чисто технически ты, конечно, помнишь, как это делается. Но полного единения с рункой у тебя уже не произойдет. Ты не растворишься, не составишь со своим оружием единого целого, и мрак этим, конечно, воспользуется.
– Чем? – слабо крикнула Ирка.
– Этим. Тартарианцы же не слепы. Как боец ты стала хуже. Твой гнев – только не ломай мне двери, это ничего не доказывает – уже какой-то искусственный. Это гнев слабости, а не силы. Ты стала добрее и мягче. Отныне твой путь – помощь и сострадание, а не битва. Ты будешь дарить надежду, зажигать погасших, поднимать упавших! Чтобы сохранить тебя, мы все готовы погибнуть! Мы воительницы, солдаты, в нас этого нет!
В голосе Фулоны, который всегда казался Ирке суховатым, административным таким голосом, теперь звучали любовь и истинное увлечение. И Ирка чутко откликнулась на эту любовь. Она всегда чувствовала правду и искренность порыва.
– Но у вас теперь нет двенадцатого! Вас теперь снова одиннадцать! Даже с Брунгильдой, Дашей-одиночкой и Маларой!
– Да! – согласилась Фулона. – Одиннадцать. Арифметика верная. Но не совсем… Иди сюда!
Она встала и, переглянувшись с Гелатой,