И я теряюсь. Запутываюсь в своих эмоциях окончательно и бесповоротно. Вид простых тапочек с потёртыми от времени задниками, громкое тиканье часов в комнате, шум воды из крана и ехидная ухмылка в машине – качели, сошедшие с ума. А меня на них раскачивает все сильнее. Так, что не успеваю понять, что со мной происходит и как себя дальше вести, как реагировать на все происходящее. Снимаю туфли, засовываю ноги в тапочки и иду. Только не на кухню, а в комнату. Щелкаю выключателем и качели ухают вниз, чтобы взмыть ввысь по новой. Расправленный диван с небрежно наброшенным пледом вместо покрывала. Кресло. Старое и скорее всего скрипучее, но, наверное, удобное, если до сих пор его не выкинули. По правой стене стоят какие-то рамы, прислоненные одна к другой, и я осторожно разворачиваю одну, чтобы посмотреть, что это. Картина. Осенний парк. Яркие листья, кованые фонари, на скамейке, расчищенной от листвы, старичок читает газету. На следующей одинокое дерево в поле, и на одной из его нижних веток полощется что-то вроде платка или воздушного шарфа. Будто его сорвало с чьей-то шеи порывом ветра и унесло. Сердце екает, а пальцы тянутся к следующему полотну. Отодвигаю, рассматриваю, запутываясь все сильнее. Демон рисует? Оборачиваюсь, замечаю в углу сложенный мольберт и картонную коробку. В ней краски и перетянутые резинкой кисти. Все ещё не веря, трогаю их, пытаясь сложить в одном человеке такие разные стороны. Художник и боец. Как такое может совмещаться? Или все же может? На табуретке, выполняющей роль тумбочки, скомканные наушники и CD-плеер. За стеклом окна, на балконе, кресло-качалка и наполовину заполненная окурками пепельница на подоконнике. Рядом с ней темное пятно от кружки и сломанный карандаш.
– Решила осмотреться?
Дергаюсь, застигнутая врасплох, поворачиваюсь и никак не могу поверить, что Демон рисует. Днём работает официантом, вечером участвует в боях без правил, а потом рисует.
– Это твои картины? – спрашиваю, взглядом показывая на рамы.
– Мои. Что-то смущает? – привалившись плечом к косяку, смотрит смеющимися глазами на мое изумленное лицо и сам же отвечает. – Меня нет.
– А как же бои?
– И что? Разве одно может мешать другому? Пошли, чайник вскипел.
Я киваю, иду следом за Демоном на кухню, сажусь на уголок точной копии табуретки из комнаты и молча наблюдаю за тем, как он достает кружки, разливает по ним заварку и кипяток, а потом ставит на стол двухлитровую банку с медом и ложку с длинной ручкой.
– Угощайся. Ничего другого к чаю все равно нет.
Смотрю вокруг на предмет пиалки или вазочки. Демон смеётся, сует ложку чуть не до середины банки, подчерпывает ею мед и протягивает мне.
– Не икра, но что-то и мы едим ложками.
Его откровенно забавляет мое замешательство, в серых глазах сверкают смешинки, когда я приоткрываю рот и пробую угощение. Сладкий вкус меда в начале и горечь послевкусия. Странное сочетание, но оно мне нравится.
– Что это?
– Вересковый