Сценарий ролика был претенциозный и тупой, но зато у Бердянского была роль со словами. Ему следовало низко и сексуально произнести: «Посмотри мне в глаза!» – в то время как Муха, «летая» вокруг, принимала соблазнительные позы, изображала вожделение и жадно пялилась на его плавки…
Они сделали на двоих бессчетное число дублей, и режиссер долго ругал Бердянского за отсутствующее выражение лица и витание в облаках вместо того, чтобы «искрить», глядя на полуобнаженную партнершу и ее роскошные формы, подчеркнутые кусочками кружев и шелка.
Во всем этом утомительном и скучном времяпрепровождении было только два плюса. Во-первых, неплохой гонорар в «зелени», в несколько раз превышающий театральный заработок Павла. Во-вторых, ему удалось уболтать Надьку насчет приглашения на шоу «от кутюр» для Эдички и заодно заполучить для него же телефон красавчика-Дениса.
– Бердянский, а ты тоже поголубел, что ли? – спросила она напоследок, когда Павел в третий раз – и довольно резко – отказался составить ей компанию в ночном клубе.
– Нет, просто устал и хочу домой, выспаться… – вполне искренне ответил он, утаив лишь одну пикантную деталь – что домой хочет попасть сегодня не один, а вместе с Машкой. И ради этого сейчас поедет в клуб «Беллз» на Полянку, вытаскивать ее с девичника, и даже согласится заехать к ней домой, покормить чертовых котов… но потом… потом им уже ничто не помешает отправиться к нему на Большую Грузинскую.
При одной мысли о первой совместной ночи на его территории, в надежной берлоге, куда никто не вломится против воли хозяина, и о том, как он жадно возьмет Машку на собственной кровати, а потом еще и на диване, и на полу, и в ванной под душем, да везде!.. – вся кровь Бердянского вскипала, и член твердел, как камень.
***
В «Беллз» как всегда грохотала поп-музыка, и подвыпившие гости клуба бестолково дергались на танцполе, как в припадках болезни Паркинсона. Павлу стоило немалых усилий пробиваться сквозь толпу разного рода «менеджеров» и «мерчендайзеров», бурно отдыхавших после напряженной рабочей недели, отклонять заигрывания ночных бабочек, всегда безошибочно определявших мужика не только с яйцами, но и с баблом, и одновременно высматривать во всем этом человеческом муравейнике Машку и ее подруг. Поначалу он вообще ничего не мог разглядеть в густом полумраке и клубах табачного дыма, расцвеченных вспышками цветных софитов, но мало-помалу глаза его привыкли, и он стал различать не только силуэты, но и лица.
Машка обнаружилась совсем не там, где он планировал ее застать – вместо того, чтобы скромно сидеть за столиком с подругами и пить сок, или в крайнем случае светлое пиво, она отжигала