Приз на состоявшейся в Гарварде церемонии вручения Шнобелевской премии, на которой я не смог присутствовать, получила за меня Дебора Вилкс из Hackett Publications, не раз становившаяся жертвой моей склонности к прокрастинации. Участие в этом весьма разнузданном мероприятии потребовало от нее смелости и хорошего чувства юмора, о чем она, полагаю, не подозревала, соглашаясь выполнить мою просьбу. В период между 1996 и 2011 годами одна из моих внучек – Эрин Перри – выросла, научилась делать сайты и создала страничку, где разместила это и еще несколько эссе. Я стал получать много интересных откликов от читателей. Друзья неоднократно предлагали мне сделать из этих материалов небольшую книжку, но я не воспринимал эти предложения всерьез, пока с тем же ко мне не обратился Барни Карпфингер, который и стал моим литературным агентом. Он, в свою очередь, слышал обо мне как о лауреате Шнобелевской премии. Я чрезвычайно благодарен всем вышеназванным людям, а кроме того моему редактору Марго Эррера и ее коллегам из Workman Publishing, работать с которыми было одно удовольствие. Моя прокрастинация всегда была тяжелым бременем для моей семьи – и главным образом для моей любимой жены Френчи – но все держались молодцом.
Введение
Парадокс прокрастинации
Люди по природе – разумные животные. Считается, что именно способность мыслить отличает нас от других представителей фауны. Соответственно, каждое наше действие должно быть осмысленно, обосновано и выполнено в соответствии с этими обоснованиями. Этот идеал так вдохновил Платона и Аристотеля, что из нашей неспособности ему соответствовать они вывели целую философскую проблему, назвав акразией то таинственное явление, когда человек знает, как надо поступить наилучшим образом и поступает наоборот.
Представление о людях как о рациональных существах, основывающих свои поступки на размышлениях и расчетах, как бы сделать получше, впервые было озвучено в античные времена. Более того, такие математические социальные науки, как экономика, во многом базируются на представлении о людях как о рациональных животных, принимающих решения, основываясь на том, какое действие приведет к удовлетворению их наиболее важных потребностей. И это довольно странно, ведь другие социальные науки, включая психологию и социологию, предоставляют уйму доказательств того, что мы устроены отнюдь не так.
Я ничего не имею против обдуманных поступков, против действий, совершенных в соответствии с представлением о наилучшем или даже из стремления осуществить свои самые горячие желания. Я неоднократно применял все эти стратегии и иногда даже небезуспешно. Однако я считаю, что рационалистический идеал – источник многих бед и напастей, которых можно избежать. Многие из нас не соответствуют этому идеалу, уж я-то точно. Однако наше несоответствие приводит, как правило, ко вполне приемлемым результатам и уж точно не является поводом для стыда и отчаяния.
Мое самое очевидное несоответствие этому идеалу – прокрастинация. В 1995 году, когда я так и не приступил к работе над проектом, который давно уже должен был сделать, я начал очень переживать и корить себя по этому поводу. Но потом я кое-что заметил. В общем-то, я пользовался репутацией весьма ценного специалиста как для Стэнфордского университета, где я работал, так и для моей дисциплины – философии. Вместо того чтобы приступить к выполнению важных задач, я начал размышлять над этим парадоксом. И пришел к выводу, что я – упорядоченный прокрастинатор, то есть человек, который успевает сделать многое, не делая чего-то другого. Я написал короткое эссе, ставшее первой главой этой книги, и тут же почувствовал себя намного лучше.
Впоследствии это эссе появилось на страницах «Хроник высшего образования» и сатирического журнала «Анналы невероятных исследований». Я также опубликовал его на своей страничке на сайте Стэнфордского университета. Я, как бы странно это ни звучало для большинства людей, – профессиональный философ. Я написал десятки статей и полдюжины книг. Эти статьи и книги, по моему скромному мнению, содержат массу глубоких мыслей, важнейших открытий и здравого анализа и расширяют наши представления о всевозможных интересных вещах – от свободной воли и самоотождествления до природы значений и смыслов. Поскольку мои родители уже умерли, я, может быть, один оцениваю эти работы по философии настолько высоко. Но с тех пор как я попал в Стэнфорд через черный ход – как преподаватель (в качестве студента или аспиранта никаких шансов у меня не было), мои письменные работы позволяют мне сохранять за собой место учителя философии. Так что вряд ли они – полная ахинея.
Что бы там ни было, ни одна моя статья или книга не пользовалась такой популярностью среди читателей, не помогла стольким из них – так, по крайней мере, они сами утверждают – и не осветила лучом надежды столько мрачных дней, как это небольшое эссе о