В конце концов она опустилась на мягкую траву. Её поглотило умиляющее окружение: потрепать по голове, поправить воротничок платьица, улыбнуться, слово ласковое сказать, поделку посмотреть. Уже не различить, кто посидел на ручках, кто еще просится. Все хорошенькие, умиление вызывают. Кружит водоворот, затягивает. Времени сколько прошло? Как зовут меня? Ке… Кеяс? Уплывает сознание, кружит калейдоскоп милых видений, голосами перекликивается. Всё в одну круговерть. Пропала Кеяс, нет её, растворилась совсем.
Дудочки звук – теребит, зовет настойчиво. Напоминает. О чем?
Очнулась Кеяс – сидят девчушки вокруг, ждут. Кушают внимание. Всем сразу не хватает, но не страшно. Дождутся. А там по новой – добрая Кеяс, много внимания, на всех хватает. Про себя забыла? Ну дак что ж, любви-то вон сколько принесла.
А тут дудочка. И еще средь какофонии голосов девичьих легкий звук всплыл – дудочка выделила, подпела тоскливым переливом – плакал кто-то.
Блуждая взглядом в попытке определить направление звука, она увидела одиноко стоящую кряжистую сосну – похоже, плачь доносился оттуда. Смутное чувство внутри не давало сознанию обратно рассеяться – зудело, подталкивало к действиям. Что-то важно упущено… Что? Кто? Кто же там плачет? Надо. Надо встать и пойти посмотреть.
Кеяс встала, собрав все силы, вырывая себя из затягивающего оцепенения. Пошла к дереву, гладя по пути светлые головенки и улыбаясь, но целеустремленно продолжая двигаться. Подошла к дереву вплотную – звук усилился. Обогнула покрытый шершавой, изрезанной морщинами трещин корой, ствол и, наконец, увидела источник плача – ещё одна девочка. Правда, от других отличается, не светится. Да еще и плачет, опустив лицо в колени. Но не только это зацепило внимание Кеяс, было что-то еще, пока не оформившееся, но не отпускающее. Она присела рядом с плачущим ребёнком.
– Что случилось, милая? Тебя кто-то обидел? – ласково спросила, слегка погладив девочку по плечу.
Та подняла заплаканное лицо, посмотрела, кто её потревожил. Помолчала, но все же ответила:
– Меня никто не любит. Я некрасивая.
Кеяс, замерев, смотрела – она знала это лицо. Помнила, как в детстве примеряла мамины бусы, поплакав из-за какой-то обиды, и эта зарёванная мордашка из зеркала на неё смотрело. Наконец, вырвав себя из оцепенения неожиданного узнавания, спросила:
– Кто это тебе сказал?
– Я не помню, – насупилась девочка и тут же взвилась, – Это не важно! Все играют и веселятся, а я плачу сижу! Потому что не любит никто! Потому что не красивая!
Кеяс, немного растерявшись от силы эмоций так похожей на неё девочки, все же спросила, ухватившись за одну мысль:
– Ну какая же ты некрасивая? Вот скажи – я тебе нравлюсь?
Та внимательно посмотрела.
– Ты очень красивая, – буркнула наконец. – Я бы хотела такой же быть.
– А ты не заметила, что мы похожи?
– Не знаю.