Не стану Папу другом называть,
чужие Меркель, Буш и Саркози мне…
Уж лучше дома тихо горевать,
чем в зарубежье летнем или зимнем.
Какая бы кручина не была —
перетоскую дома, переплачу.
Карпатская земля мне лишь мила.
Я на другие чувств своих не трачу.
МУКАЧЕВО
Мой древний город пестован веками.
Прозрачный дым. Тишайшая заря.
Вода течёт и полирует камень…
В венке созвездий Родина моя!
Цветущий парк. Над Латорицей – ивы.
Мелькнёт плавник – и на воде круги…
…Он есть, и я одним уж тем счастливый.
И прочь – тоска, печали и долги…
Который год – его достойный житель —
творю стихи и добрые дела.
Мой вечный город – ангел мой хранитель.
Его крыла – давно мои крыла.
УВЕРТЮРА
Мир состоит из
антимиров:
людей, молекул
и комаров…
Светоподобен
он и тенист.
Романтик, физик,
фельетонист.
Любвеобильный,
и без души.
Всё – акварели,
карандаши,
картины маслом,
и так мазня.
Луна сияет,
людей дразня.
А утром – солнце
в противовес.
Где невесомость,
где лишний вес.
Без тех кто болен —
нет докторов.
Мир – увертюра
антимиров.
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ДУШИ
Отцы, – эстеты и гурманы, —
могли мы праздновать светло.
А наши дети, взяв стаканы,
не знают песен за столом.
Порыв усилий бесполезен:
ведь – наших чувств им не дано,
не будет круг их так же тесен,
не станет пениться вино.
Им не шутить – как мы шутили,
мечтой не грезить до утра.
Потомки душу осудили:
явь – меркантильная игра…
Дней сладострастных вереницы
они не чувствуют до слёз.
Билет «условной единицы»
их умиляет пуще роз…
Отцов не слушая, софистов, —
зря именует молодёжь
писателями журналистов,
святой поэзиею ложь.
КАВКАЗУ
Я видел ребёнком когда-то Кавказ.
А этого – верьте – достаточно раз.
Свобода пленила меня, малыша.
Гордыни орлиной напилась душа.
Кавказские росы на сердце легли.
Карпатской весною во мне расцвели.
В своём городке я взрослел, подрастал.
Там вскоре поэтом народу предстал.
Кавказ колыбелью был многих «светил».
Где Лермонтов раньше – я в детстве ходил.
Поныне со мною вершин ореол:
я гордый, я смелый, я – вольный орёл.
В ОДНОМ СТРОЮ
Перебираю фото
армейских дней…
На них