Постепенно, однако, сопротивление новым хозяевам сходит на нет, а если и возникает, то по-прежнему подавляется быстро и жёстко[724], включая широкое применение практики взятия аманатов, то есть заложников. И всё же русские ещё многие десятилетия настолько опасаются враждебных действий со стороны сибирцев, что существует специальный запрет на продажу им не только ружей, пороха и свинца и не только, скажем, топоров и ножей, но и вообще изделий из железа[725] с тем, чтобы те не могли изготовить себе хоть чего-либо, напоминающего оружие.
Но, как бы то ни было, за каких-то двадцать лет наши предки расселились на просторах в более чем 1.600.000 квадратных километров[726], то есть на территории, равняющейся, например, двум Франциям, почти пяти Германиям или шести с половиной Великобританиям[727]. Плотность этого расселения была ничтожной – 14–15 деревянных городков, в которых в большинстве случаев едва проживало по сто-двести жителей, но ведь и сибирцев было немногим больше и разбросаны они были точно так же. Вспомним, что накануне разгрома Сибирского ханства Ермаком в нём насчитывалось всего 30.700 человек (очевидно, взрослых мужского пола), а в Югорской земле и того меньше – две тысячи[728].
С годами, кстати, на местных жителей начинает распространяться начальное образование, сначала церковное (для крещёных), а потом и общее. За образованием с течением времени следуют некие азы медицинского обеспечения. Так что жизнь при новой власти действительно можно было бы назвать для них, как минимум, не хуже предыдущей, если бы не одно большое «но»: алкоголь (были ещё «но», чуть менее губительные – неизвестные ранее болезни[729]). Русский человек пил охотно и обильно и волей-неволей приучал к этой пагубной привычке местных, которым в силу их генетических особенностей водка противопоказана. В результате началось просто повальное пьянство – проблема, не изжитая среди коренного населения этих краёв и до сих пор.
На острие же всего этого нереально стремительного и безудержного русского разлива по Западной Сибири (а потом и далее) шли те, кого сегодня назвали бы охотниками, а тогда именовали промышленными людьми