Глава 10
Последующие ночи я провел весьма бурно. Я впитывал в себя Париж так, словно пил горячую кровь. Едва наступал вечер, я отправлялся в самые злачные места, где нападал на воров и убийц. Иногда я устраивал себе развлечение и позволял им какое-то время сопротивляться, давая шанс защитить свою жизнь, а потом с ужасным оскалом и рычанием заключал их в смертельные объятия и пировал до полного насыщения.
Я попробовал на вкус убийц самых разных типов: огромных громил; малорослых, но чрезвычайно крепких и жилистых; темнокожих и густо заросших волосами… Но больше всего мне нравились юные мерзавцы, готовые лишить человека жизни всего за несколько лежащих в его кармане монет.
Я с наслаждением слушал их вопли и проклятия. Иногда я хватал их одной рукой и со смехом издевался над ними, доводя буквально до белого каления, забрасывал на крыши домов ножи и вдребезги разбивал о стены пистолеты. И при всем этом мне не приходилось прилагать слишком большие усилия. Единственное, что вызывало у меня отвращение, – страх. Как только я чувствовал, что жертва боится, я тут же терял к ней всякий интерес.
Со временем я научился оттягивать момент убийства. Я пил кровь одного, потом другого, потом делал несколько поистине смертельных глотков крови третьей или четвертой жертвы. Ради собственного удовольствия я продлевал процесс охоты и борьбы. Когда же наконец я чувствовал, что насладился в полной мере, что мною выпито такое количество крови, которого хватило бы для насыщения как минимум шести вампиров со здоровым аппетитом, я отправлялся исследовать совсем другой Париж. Я проводил удивительные, волшебные часы. Раньше ни о чем подобном я и помыслить не мог.
Но прежде всего я шел в дом Роже, чтобы узнать новости о Никола и о своей матери.
Ее письма были полны счастья, она от всей души радовалась моим успехам и обещала отправиться весной в Италию, если, конечно, ей хватит сил, чтобы перенести такое путешествие. А сейчас ей необходимы книги, парижские газеты и ноты, чтобы она могла играть на посланных мною клавикордах. Она хотела знать, действительно ли я совершенно счастлив. Сумел ли добиться всего, о чем мечтал? Ее одновременно радовало и пугало столь неожиданное богатство, – должно быть, в театре Рено мне чрезвычайно везло. Она просила меня довериться ей и рассказывать все без утайки.
Читать ее письма было для меня сущей мукой. Мне приходилось бесстыдно лгать ей, что никогда не было мне свойственно. Но ради матери я готов был стать даже лжецом.
Что касается Ники, я должен был предвидеть, что его не удастся обмануть подарками и туманными россказнями, что он потребует встречи со мной. Именно на этом он продолжал настаивать и даже пытался припугнуть Роже.
Однако его угрозы ни к чему не привели. Мой поверенный не мог сказать ничего, кроме того, что велел сказать ему я. А сам я так боялся встретиться с Ники, что даже не спросил у адвоката