– Замечательно. Спасибо вам обоим за все, что вы сделали. Надеюсь, когда-нибудь нам доведется встретиться снова, при менее печальных обстоятельствах.
Он по очереди пожал обоим руки и благословил их.
Когда дверь за ними закрылась, он пошел в гостиную и принялся раздеваться. Верхние облачения вымокли до нитки, но сутана была достаточно сухой. Он аккуратно свернул стихарь, ризу и сто́лу, так, чтобы изнанка оказалась снаружи, и сложил их обратно в сумку вместе с Библией, молитвенником, трубкой и ручкой. Не успел он облачиться в дорожный плащ, как с улицы донесся стук копыт.
Стоя в коридоре перед дверью, положив руку на дверную ручку, он в последний раз огляделся по сторонам, прежде чем выйти из дома.
Роуз ждала у ворот, держа в руках поводья. Она стояла неподвижно, как часовой, словно не замечала дождя, который лил с такой силой, что промокшее черное платье облепило ее стройную фигурку, как вторая кожа. Пряди темных волос прилипли к лицу. Роуз убрала их свободной рукой и впервые за все то время, что Фэйрфакс говорил с ней, посмотрела ему прямо в глаза.
– Благодарю тебя, дитя мое. – Он забрал у девушки поводья и сжал ее руку, а потом, повинуясь внезапному порыву, при воспоминании о котором впоследствии краснел до корней волос и которому ни за что бы не поддался, не будучи уверен, что никогда больше ее не увидит, неожиданно для себя самого поднес бледные девичьи пальцы к губам и поцеловал их. – Благослови тебя Бог, Роуз!
С этими словами он вскочил на лошадь и, не оглядываясь, поехал по переулку.
Проезжая мимо церковной пивной, он различил отчетливые звуки скрипки. То, что не так давно было скорбной песнью, теперь поразительно напоминало джигу, и ему подумалось, что похороны превратились для деревни в праздник, который, судя по шуму, грозил затянуться до ночи. Уже доехав до конца деревни, он все еще слышал музыку, и лишь когда дорога, ведущая из долины, начала уходить вверх, ее наконец заглушил неумолчный шум дождя.
Косогор становился все круче, тропа раскисла и превратилась в ручей. По склону стекали потоки буро-желтой воды. Мэй продвигалась вперед так медленно, что он мог бы с тем же успехом идти пешком. Чуть ли не полчаса ушло только на то, чтобы добраться до точки, где тропка наконец сворачивала к вершине холма, и лишь оказавшись за поворотом, Фэйрфакс заметил над вершинами деревьев, справа и впереди от себя, коричневую поперечную проплешину – там, где часть крутого склона точно срезали ножом, вместе с деревьями и валунами. Все это словно высыпалось из мешка какого-нибудь великана – мешанина из грязи, камней, корней и искореженных древесных стволов, сползшая сверху, из леса, и перегородившая дорогу.
Фэйрфакс подъехал к ней вплотную и остановился. Препятствие было высотой с него самого, если не выше, и полностью преграждало путь. Он спешился и принялся карабкаться наверх, увязая по щиколотку в жидкой грязи. Цепляясь за торчащие ветви, раз за разом вытягивая себя из чавкающей жижи,