– Феликс, я облажалась, – заплакала я. – Я так облажалась.
– Не реви. Я видел фото твоих сисек, со следами от тока. Они все там грёбаные садисты.
– Где ты?
– Я в порядке.
– Ты сможешь выбраться из страны?
– Пока нет.
– Ты мне будешь звонить, хоть иногда?
– Буду. У меня, кроме тебя, теперь никого. Я ведь не могу ни с кем общаться. Ни с друзьями, ни с родными, брату даже не могу позвонить.
– Почему?
– Потому что сдают только свои.
– Что теперь с нами будет?
– Нет больше никаких нас. Сиди, как Ленин, в Швейцарии, и не вздумай возвращаться.
– Феликс, я в Швеции.
Но он уже положил трубку.
В Стокгольме все бегают, утром, днём, вечером, поодиночке и толпой, с друзьями или с инструктором, старые и молодые. Сидишь себе в парке Нобеля на скамейке, куришь, смотришь на уток, а мимо туда-обратно пробегают, поднимая пыль, подтянутые шведы и шведки, с тайским загаром и мускулистыми ногами.
Однажды один из них присел ко мне на скамейку – завязать шнурки на кроссовках. Мы разговорились. Шведы вообще оказались любителями поболтать ни о чём с незнакомцами. Недолго, конечно же, и без личных подробностей.
– Что читаете? – спросил швед, кивнув на электронную книгу в моих руках.
– «О бессмыслице и структуре Бога»[1].
Он посмотрел с любопытством:
– По работе?
– Нет, просто чтобы время убить. Так-то я безработная. А вы чем занимаетесь?
– Работаю в правозащитной организации.
– Ух ты. Какая специализация?
– Защита прав животных в зоне военных действий.
– Прав кого?
– Животных.
– Животных? В прямом смысле?
– Ну да, в каком же ещё. Одомашненных, в первую очередь кошек и собак. Но также и представителей дикой природы.
И, помахав мне рукой, побежал дальше.
Я решила примерить на себя шведский стиль жизни. Купила кроссовки и спортивный костюм, чтобы бегать по утрам. Сонная и злая выбегала из дома, перебегала через мост, где у меня уже кончались силы, садилась на скамейку и доставала сигарету. Обычно я сдавалась где-нибудь неподалёку от памятника «за мир во всём мире и против ядерной войны», на котором была изображена девушка, аллегория борьбы с ядерным оружием. Через неделю я решила, что лучше ядерная война, чем эти проклятые пробежки, и сдала кроссовки в секонд-хенд.
– Мы тут все помешались на здоровый образ жизни, – сказала Гудрун, заехавшая за мной перед интервью в Миграционном агентстве. – Бегают, прыгают, качаются, едят только экопродукты. Это настоящее массовое умопомрачительство.
Я не стала её поправлять, слово «умопомрачительство»