Целоваться они начали стоя.
Сначала просто дотрагивались друг до друга губами.
Проводили ими по лицу, испытывая наслаждение от покалывания и вибраций, чуть дыша, слегка раскрывая рот, чтобы чувствовать оттенки самых нежных прикосновений.
Впрочем, впечатлений и без того было в избытке.
Прошло не так много времени, как Инна начала жаловаться, что целоваться стало больно.
Ребята посмотрели на свои разгорячённые лица с опухшими, оттопыренными, яркими от прилившей к ним крови губами, и засмеялись.
Такого они ещё не видели.
Позднее ребята научились многому, чего не знали, но развлечения и ласки их всё равно не выходили за пределы целомудренных отношений.
Разве что Артур иногда позволял себе насладиться прикосновением к её обнажённой груди губами и пальцами, да и то в полной темноте, чтобы не очень сильно смущаться.
Их помыслы пока были чисты и невинны, совсем по-детски.
Конечно, в глубине сознания, на вершине эмоциональных порывов иной раз всплывали более откровенные желания, но за неимением соответствующего опыта они оставались наивными примитивными картинками, годными лишь для того, чтобы немного развлечься.
Правда, родители Инны переживали за дочь, смотрели на Артура с опаской, настороженно.
Мама вызывала дочку на откровенные разговоры: опосредованно, не совсем серьёзно выдумывала несуразные сравнения и образы, рассказала о половых различиях и проблемах отношений между мальчиками и девочками, пыталась донести то, что Инна давно знала, чуть не ежедневно требовала отчёта о прогулках, разговорах, и действиях.
Их диалоги больше походили на допрос, чем на общение мамы с дочкой.
Инна выкручивалась, врала, чего за ней прежде не водилось, и буквально обо всём рассказывала Артуру.
Несмотря на противодействие родителей, их любовь развивалась и крепла.
Молодые люди явно подходили друг другу.
В их отношениях не было даже намёка на ссоры.
Амплитуда отношений, если её изобразить на графике, была почти плоской. Несмотря на возраст, когда начинается юность, они всё ещё оставались детьми. Им нечего было делить, отдать друг другу друзья были готовы всё-всё.
В начале девятого класса, когда стали возникать предметные, хоть и наивные разговоры, появлялись без перевода понятные желания, с единственной оговоркой, что всё у них обязательно будет, но должно случиться лишь тогда, когда придёт время, следовательно, по достижении совершеннолетия.
Эти секретные интимные диалоги ничего не меняли в привычных отношениях, ничему не мешали, разве что говорили о безграничном доверии, что свойственно только настоящему большому чувству.
Их встречи закончились внезапно, когда родители неожиданно объявили девочке о срочном отъезде.
Видимо, они молчали об этом намеренно, чтобы на волне переживаний не случилось то, чего они так боялись.
Кто знает!
В любом случае, времени