В воздухе запахло грозой, знойной полуденной свежестью, сладкими ароматами чёрной смородины и спелых абрикосов, а ещё чем-то терпким, мускусным.
Соображать, что к чему я не хотел и не мог. Что руководило и координировало наши действия, больше не имело значения. Здесь и сейчас я хотел получить всё. Что именно – не важно.
– Сними, – прошептала Лёлька.
Могла бы этого не говорить.
Я трогал её податливое, замершее в предчувствии неожиданной развязки тело языком и пальцами, с интересом рассматривал подробности того, что прежде моя девочка ревниво скрывала.
Ни Лёлька, ни я даже представить не могли, что будет дальше, однако природа процесс интимного познания отточила до мелочей, намеренно отключая сомнения и чувство опасности, соблазняя участников поединка такими аппетитными приманками, отказаться проглотить которые попросту невозможно.
Обычно моя девочка целовалась с закрытыми глазами. Теперь она сосредоточенно всматривалась, чем я занят, активно одобряя, пассивно содействуя, стимулируя к продолжению запретных, но желанных действий.
Лёлька боялась, но яростно хотела, чтобы это ужасное и желанное одновременно случилось.
Эмоции кипели, переполняли возможные объёмы восприятия. Мы возбуждённо сопели, следуя древнейшим стратегиям природы, неуверенно, но последовательно постигая таинства единения.
Момент, когда мы слились, случился нереально, неправдоподобно, неестественно. Мы просто погрузились в нирвану с закрытыми глазами, позволив телам безвольно дрейфовать в потоках страсти.
Изнемогая от желания и похоти, неумело, наверно слишком поспешно сливались наши измученные бесконечным ожиданием тела в единое целое, умирая от страха неизвестности и рождаясь вновь оттого, что мир не исчез, а мы не превратились в пену или камень.
Потом наступила тишина.
Нас ещё долго качало на волнах блаженства.
Смертельная усталость и чувство благодарности к Лёльке обездвижили меня.
Это длилось неимоверно долго, целую вечность, хотя стрелка часов продвинулась за это время не более чем на десять минут.
Лёлька теребила губами моё неимоверно чувствительное ухо, нежно ласкала, чем вновь возродила неистребимое эротическое желание.
Нам повезло: несмотря на неопытность, мы избежали неприятных последствий. Родители так и не узнали о наших чересчур близких отношениях.
Мы купались в комфортных потоках любви и счастья до окончания моей девочкой школы. Окружающие люди уверенно считали нас парой, говорили, что мы очень похожи, что просто обязаны и вынуждены быть вместе.
После десятого класса Лёлька уехала учиться.
Я писал подробные письма каждый день, увлечённо сочинял стихи, иногда приезжал к ней на несколько дней в гости.
Жизнь была прекрасна.
Она имела сокровенный смысл, была на долгие годы продумана до мелочей.
Одного я не знал.
Сущего пустяка.
Лёлька