Шаги, шаги…
Взялся за карман, где часы… Вспомнилось, походя, забавное: "Сколько на ваших?" – смеялись мы, младшеклассники, этому, подслушанному, вопросу… А ведь это единственный возможный правдивый и честный – одного к другому – вопрос!
Уныло и обречённо я следил, как рука моя – делая это не для Брата, не для Брата! – в правом, со стороны сейфа, кармане пиджака под носовым платком, чтоб ключи не вывалились, нащупала, кончиком указательного пальца, из трёх, по привычке, ключей тот, что побольше и с одной бородкой… следил, как рука моя вытянула из кармана, как сунула сама, без моего глаза, без промаха, чуть пощупав лишь пальцем, как, по часовой, повернула два оборота… Уныло увидел аккуратную библиотечку аккуратно подшитых дел.
Покой порядка, покой порядка…
Так легче, что ли, перебывать?..
Из всех дел взял без промаха, по толщине корешка угадав, то дело, которое только и нужно было сию минуту.
И – сердце забилось, рот высох…
Я бегом – стакан, второй…
"За мной" был "человек" в камере, и… надо будет "спускаться"!..
Руки же мои сами вчерашнюю "обвиниловку" в машинку… пальцы зацепились, по краям машинки, за край стола…
Неужели я… умею печатать?..
"Малолетки"… пьяную тетку… не сымая с себя резиновых ихних сапог…
Хитрый – прочеловеческий призыв: "Мы живём в одном мире!" Он – призыв к войне каждого с каждым, точнее – всякого со всяким.
Ведь даже двоим не сесть на один стул, ложку одну сразу в два рта не сунуть, на берёзку не поглядеть абсолютно с одной точки…
Если – ежели все в одном мире, так одного, кто-то одного, каждого, всякого-то, любого каждого – и… нету!..
Зазвякал ключ… в соседней двери…
Если я не живу в мире, который – мой, то – вот что…
Стремиться – а без стремления что за жизнь! – я не могу к тому, к чему кто-то уже стремится, – разве не способен я видеть цели более достойной?.. И если мир один, то мне или ставить цели самые фантастические, или плюнуть на себя… ну и, конечно, обгадить другого.
Там, в его мире, он, Шуйцев, носит рукописи "обвиниловок" машинисткам и оттуда – от себя – косится, как я, там, где я, печатаю сразу набело и в шести или в скольких надо экземплярах.
И он, Шуйцев, сейчас, за стенкой, достал из сейфа… известно какое дело…
Стен – нет, есть кирпичи. А стен – нет, не бывает…
Он, Шуйцев, – там, где он – Шуйцев, – обсуждая "квалификацию", прилежно выговаривает так: пункт такой-то… части такой-то… статьи такой-то… И не нравится ему, заметил я, что я – наоборот: статья, часть, пункт…
Что я – начиная всегда с более общего.
Шаги, шаги…
А прокурорами, судьями назначают только женатых…
О, ведь сейчас… смотреть в глаза!..
Чего, единственного, боялся, решаясь в следователи – это и настигло меня однажды и притом, конечно, нечаянно: сидел, развалясь, читал, оперев на край стола, дело, в котором кто-то кого-то ударил… а глянул на сидящую передо мной (её муж ударил) – и вон из Кабинета!..
Глаза!..
В коридоре у окна стоя стоял, руки