Так как было время обеда, я решила зайти в столовую и оказалась в окружении любопытных студентов. Когда я рассказала о своей цели изучить чамский этнос, последователей имама Сана, они сделали жест удивления, как сделали бы в Казахстане, например, если бы какой-то француз сказал казахам, что хочет изучить «татарский этнос в Казахстане»[4] и, вдруг, один из юношей расхохотался и сказал: «О, lа-lа…, ces cochonnets»![5] с оттенком насмешки. Вслед за ним рассмеялись почти все присутствовавшие кроме одного, который оказался чамом. Я посмотрела на него и пожала плечами, показывая свое непонимание. А он встал и ушел.
Потом я узнала, что имелась в виду легенда, известная с малых лет всем камбоджийцам, полная намеков на мусульманские запреты, которую кхмеры связывают непосредственно с происхождением чамской идентичности, вернее с частью чамов, называемых «Каум имам Сана» Эта легенда, с некоторыми вариациями, в передаче Марселя Нера[6] начинается так: «Однажды король откормил свинью. Когда она выросла, он имел с нею близость и у них родилась дочь. Эта дочь короля, изгнанная из общества со своим псом, родила от него сына…».
Чуть позже, когда я рассказала об этом случае, моему гиду, он, смеясь до слез, сказал мне, что ему в детстве нравилось дразнить чамов упоминанием этой легенды. Об этой легенде пишет Де Фео[7]: «Мальчик в возрасте 10 лет из села Пхум Рока (провинции Кампонгчам) как-то сказал мне, что его отец был псом, а его мать свиньей, а затем добавил, что так ему сказали старшекласники».
Эта легенда, относящаяся к чамам-жатам (часто, ошибочно, говорят «джахед») Камбоджи, вероятно, старше иммиграции чамов в Камбоджу, и происходит, скорее всего, не из Камбоджи, а из Вьетнама, куда проникла через Индию (вероятно, из Центральной Азии в средние века – У. О.). Впрочем, такого рода мифологические сюжеты достаточно распространены в истории многих народов. Как некую параллель, можно вспомнить широко известное древнеиранское предание о волчице, вскормившей царя Кира, а также рассказ китайской хроники VII века о предках тюрок, убитых врагами, среди которых выжил мальчик, взращенный самкой этого зверя. Подобная тема нашла отражение и в римской легенде о капитолийской волчице, вскормившей своим молоком Ромула и Рема. Кстати, недавно появилось сообщение итальянских специалистов о том, что скульптурное изображение изготовлено не в эпоху Древнего Рима, а в Средние века, что говорит о возможном его происхождении из Центральной Азии. Казахи ласково говорят: «шошқаның қызы и иттен жараган» («свинчушка» и «оплотворенный псом»), но никогда не наоборот. Однако, ни один из этих легендарных сюжетов (среди казахов) не носит оскорбительного оттенка, как в случае с чамами.
При этом хочу отметить, что внешняя антропологическая схожесть чамов с казахами с побережья реки Сырдарьи вызвали у меня чувство близости к ним, на что, оказывается, в конце XIX века французкий ученый А. А. Рейно указал, что они гораздо более похожий на азиатов: «Чамские люди выше, чем вьетнамцы и кхмеры, иногда до l м. 70 см., цветом кожи как солнечный ожог. Прямой профиль и черные волосы, слегка волнистые, но не курчавые, гармоничные глаза; маленькие рты и не слишком толстые губы»[8]
Термин «джат»[9] встречается в Центральной Азии со смыслом «инородный, чужой или казак» в период «династии моголов»[10]. Наличие у чамов-джат много схожих обычаев с обычаями казахов сильно удивило меня. Так, например, старухи-чамки пляшут как моя бабушка из города Туркестана, то есть, сделав три шага вперед, четвертый – назад совмещают с махом левой руки с платком и подпрыгивают. При этом произносят в четыре такта: Лаа…Илааха…Ил…Алла. Также много у них схожих тюркских слов: например, крутая часть горы у казахов называется «кират» – также, как у чамов – горцев. Слово «джат» у них также имеет смысль «иноземный, из другой местности» как в Казахстане[11]. Часто встречаются имена (фамилии), образованные от названия дней или месяца (как у казахов: Жумабай, Сенбиев. Рамазанов), в которые они родились[12]. Эти чамы вызвали у меня симпатии и тем, что они исповедуют синкретический шиизм периода ученых Аль-Фараби и Ахмеда Яссауи, которые были выходцами из регионов города Туркестана, то есть реальные исторические личности обожествляются (становятся) «аулие» (святым).
Возникшее у меня желание написать историю Индокитая в контексте истории чамов Чампы, то есть создание монументального полотна о регионе, где в конце XIII века властвовали предки казахов из Центральной Азии (имеется ввиду завоевания Согету аль-Джалайри в 1283 году) – дело будущего. Здесь же я хочу привести фрагментальные сведения о чамах и Чампе в виде очерков на основе доступных мне сведений о том, что они отличаются своей этнической идентичностью: принадлежностью исчезнувшей Чампе и её традициям (матрилинейностью и магией-шаманством), которые в какой-то период пользовались кушанской письменностью[13] и языком уйгуров[14]. Чамы являются единственными людьми древнего Индокитая,