Кряхтя, потея, не отступая от заветной цели,
Поленья множил топора движеньем.
Дед с инструментом ладит, не зря он дровосеком слыл.
Размашесто, умело, искуссно пни крамсая.
4
Дерзи,
Отстаивай своей души прогал,
Оплошность жить.
Солнцем, избаловалось утро.
Постель, где нежился всю ночь, мне в тягость.
По лестнице быстро я спустился.
Сидит дед в кресле.
Трубка, раздражённый чада, испускает дым.
Молчит.
Глубоких дум его, не мало времени забравших,
Прервать не смел я.
Но гробовую тишину хрип старца оживил.
Пошли — он простонал.
Лестница, узкие проходы, сырость подземелий.
За ним я последовал послушно.
Держи же факел: он вскричал.
Сам вынул из кармана связь ключей
И дверь открыл не без труда.
Дверь заскрипела и открылась.
Прохладой промозглость окатила.
Я встал в дверях, старик свячей поленницу достал.
Одна, другая, свечи загорались, комнату стараясь осветить.
Вот и последняя свеча, и днём коморка запылала.
Только я сумел сейчас, как здесь красиво разглядеть.
Книг пыльных полок поселенцы, огромная читальня.
Забита книгами до потолка от пола,
Свободе места нет за оградой безчисленных томов.
Присел старик за стол дубовый, я сел напротив.
Вздохнул, в вглаза мне прищур отослал не добрый.
Пришла пора тебе отведать тайны нашей колыбели,
Коль из последних рода нашего ты будешь.
Тот крест нести тебе придёться, задницу богов.
Я мир тебе открою, запрет живым его страданья
И нет нужды им в знанье том.
Обратный путь закрыт, но отворивши дверь,
Укажет тропка, исхода к счастью нашего достатка.
Смотрел он долго, молча.
Затем достал за книгами лежащий свёрток.
Развернул.
Крови цвета книга,
Старик на стол заботой положил.
Из рода нашего, последним появиться жребий выпал на тебя.
Вылучить освобожденье, потомков сгорбленных и предыдущих неудачь
Покинуть этот бренный мир в иной.
Нам нужен проводник, ведомый.
Обрекшая себя душа, служить поводырём на переправе преисподен.
Собраньем избран многоликим, замкнуть наш рода круг.
Надежды позабыты, решимость дерзости напарник твой.
Книга, страж сатанинских потрохов, копия его желаний тайн.
Коллекций всевозможных правил, восход открытий чуждых,
Жест света затерянных дорог, заманчиво ползущих в ад.
Я слушал, старика не слыша.
Быть можен он в бреду иль пьян,
Но разговор не думал угасать.
Я книгу взял, старик позволил.
Но только я