НЕЛЛИ. Блай. Не Флай. Меня зовут Нелли Блай. И если вы дадите мне шанс…
ПУЛИТЦЕР. Да, конечно, но мне, прошу извинить, без разницы. Сама видишь, не можем мы взять в редакцию женщину… Из-за всей это ругани. Здесь ругаются ужасно, те люди, с которыми я вынужден работать, и если в редакции появится женщина, ей придется постоянно затыкать уши руками. Она просто не сможет писать.
НЕЛЛИ. Ругательства меня не смущают, мистер Пулитцер. Я их наслушалась. В Питтсбурге такого хватает.
ПУЛИТЦЕР. И я могу понять, почему, но это Нью-Йорк. Мы все делаем лучше. М в моей редакции ругаются, как нигде больше. Так, Микгуникл?
МАКГОНИГЛ. Макгонигл.
ПУЛИТЦЕР. Мне нравится репортер, который знает, как ругаться. Те, кто напивается и матерится, пишут самые лучшие истории, потому что они не скучные. Разумеется, потом мне приходится их увольнять, потому что рано или поздно они начинают мочиться из окна и называть жену мэра коровой, но я всегда нанимаю их снова, потому что мало кто в мире может писать вразумительные тексты, а сзади она действительно выглядит, как корова. Но человеку, пишущему такой мусор, который я получаю от тебя, Микгуникл, самое место в обезьяннике.
НЕЛЛИ. Я умею писать, мистер Пулитцер. Я получила несколько премий за мой шестимесячный цикл статей о Мексике.
ПУЛИТЦЕР. Меня не очень интересует Мексика, и совершенно не интересует Питтсбург. Мне без разницы, что они там тебе дали… Может, премию только за то, что ты не переехала в Кливленд, не знаю. Мне очень жаль, мисс Блай, девушка ты славная, даже с горчицей на лице, но работы для тебя здесь нет.
НЕЛЛИ. Но у меня столько великих идей!
ПУЛИТЦЕР. Нет у нас времени для идей. Нам нужно выпускать газету.
НЕЛЛИ. Газету с активной позицией! Смелую и благородную газету! Такая у меня мечта!
ПУЛИТЦЕР. Да, если что-то делается неправильно, мы так и пишем, если это не скучно, а если получается скучно, тогда мы это печатаем после некрологов.
НЕЛЛИ. Обещаю вам, мистер Пулитцер, если вы дадите мне шанс поработать в вашей газете, ни одна моя статья не будет печататься после некрологов.
ПУЛИТЦЕР. Здесь нет ничего личного, дорогая. Ты, похоже, интеллигентная девушка, и, возможно знаешь, как писать на английском, раз в Питтсбурге тебе позволили шесть месяцев писать о Мексике, где никаких новостей нет, поскольку там ничего не происходит, вот и выдумывать о мексиканцах можно, что угодно, но что мне делать с такой красоткой, как ты? Если произойдет кровавое убийство, смогу я послать тебя туда? Ты увидишь мозги убитого, расплесканные здесь, расплесканные там, сползающие по обоям, как слизни, и тут же грохнешься в обморок.
НЕЛЛИ. Я не грохнусь. Никогда со мной такого не случалось.
ПУЛИТЦЕР. А со мной случалось, и, позволь тебе сказать, я ударился головой о пианино и поимел шишку размером с баклажан. Ну что, что мне делать с женщиной?
МАКГОНИГЛ. Могу предложить пару вариантов.
ПУЛИТЦЕР. Ты не может предложить ничего интересного с президентства Джеймса Бьюкенена. Не понимаю, почему