Она попытались воскресить в памяти разговор с Вороновым. Но все дикие подробности осквернения могилы никак не вязались с этим вот траурным парадизом. «Да полно, – подумала Катя, – не приснилось ли мне все это? Уж не приснилось ли это ЧП самому Воронову и опергруппе Стрельненского ОВД?»
– В этом году будет много вишни. «Владимирка» хорошо плодоносит. Смотри, какая богатая завязь. Интересно, кто это додумался посадить на могилах такой роскошный вишневый сад?
Сережка балагурит… Катя подошла к дереву. Точно, вишня. Старая, узловатая. Сердце зашвырнули на вишневые ветви. Мертвое сердце, вырванное из груди трупа… Катя пугливо отшатнулась от дерева, ей вдруг показалось… Нет, там среди ветвей ничего нет. Только солнце. А на соседнем дереве заливается черный дрозд.
– Кладбище действующее? – деловито осведомился Кравченко.
– Действующее. – Катя приподнялась на носки, высматривая, нет ли тут кого. – Давайте пойдем в ту сторону. Это, кажется, контора. Может, там что подскажут?
По дороге они не видели ничего, кроме буйной травы, старых могил, вишен, лип, покосившихся металлических крестов и старых оград. Однако среди запустения встречались и ухоженные холмики с аккуратными цветничками. Но их было немного. В основном тлен и прах. Но это не печалило и не шокировало взора, даже наоборот… Земля, трава, лес, казалось, брали свое назад. «Прорасту травой», – Катя вспомнила строчки какого-то забытого стихотворения.
Кравченко внезапно споткнулся, чертыхнулся:
– Кроты нарыли тут…
– Кроты? – удивилась Катя.
Мещерский тоже остановился.
– Ты что, Сергей?
– Да ничего. Крест в траве валяется. Дожди, наверное, подмыли, вот могила и просела. Катюша, ступай осторожнее, тут и в яму провалиться недолго.
Катя подошла к Мещерскому. Действительно, в траве – крест. Самый обычный могильный, из самых дешевых. А под ним словно выворочено все – глина, дерн, трава. Она нагнулась. Странно, клочья бурой сухой травы разбросаны по траве свежей, зеленой, будто их кто скосил, да так тут и оставил. Она подняла пучок. Нет, трава не скошена, вырвана с корнем. Давно, наверное, неделю назад. Наклонившись снова, она попыталась различить имя умершего на табличке, прибитой к кресту. Но буквы стерлись, ничего не разобрать.
Кладбищенская контора-сторожка встретила их замогильной тишиной. Они долго стучали в дверь, обитую рваным дермантином. Глухо.
– Поздно сюда притащились. Третий час уже, – Кравченко глянул на часы, – у могильщиков самая работа утром. Сейчас они уже теплые, дрыхнут где-нибудь на погосте.
– Но тут ведь заведующий какой-нибудь должен быть, да? Администратор? – робко предположила Катя.
– Скажи еще – бухгалтер-счетовод. – Кравченко заглянул в мутное оконце сторожки. – Ну что? По твоей милости приехали, исполнили, так сказать, девичий каприз, а дальше что?
– А вы что, хотели, чтобы я тут одна по могилам бродила? –