Chemia ogólna i nieorganiczna. Pierwiastki i związki chemiczne. Surowce i produkty nieorganiczne. Obliczenia chemiczne i problemy. Группа авторов

не имелось, а код на двери сломали, видать, сразу после установки. Крашеные стены плесневели, пахло сыростью. Как в подобных хоромах мог обитать владелец небывалой глиняной штуковины, приворожившей бестию Терлицкого, вызывало исступленное недоумение. Но удивляться было некогда, размышлять об отвлечённых материях тоже, и Георгий зашагал наверх по щербатым ступенькам, выискивая квартиру тридцать восемь. Таковая обнаружилась на четвёртом этаже, и Георгий совсем уже было изготовился давить на кнопку звонка, как прямо перед его носом дверь неспешно отворилась, и на пороге возник Яков Михайлович собственной персоной. Нужно сразу заметить, что почти за двадцать прошедших лет изменился Терлицкий мало, разве что ещё больше округлился и поседел. Как за эти годы мутировал сам Георгий, следовало спрашивать у посторонних, например, у того же воздыхателя редкой керамики, но Яков Михайлович явно не был расположен беседовать. Приходится сознаться, что Георгия он не приметил вообще. Уставившись невидящими глазами в дальнюю стену, Терлицкий отколол вот какой номер: сделал несколько нетвёрдых шагов вон из квартиры, а затем рухнул, как подкошенный, развернувшись при падении и больно шлёпнувшись навзничь. Глаза его продолжали смотреть не мигая куда-то перед собой, а на лице застыла удивлённость.

      «Опаньки! – проговорил кто-то в голове у Георгия. – Это что ж у них тут, здороваются так вычурно, что ли?» Наверное, самым правильным и единственно логичным было плюнуть и слинять из загаженной парадной, но по необъяснимой причине чёрт дернул Георгия попробовать на себе незнакомую профессию фельдшера. Он пощупал у Терлицкого пульс, зачем-то поглядел в зрачки, прислушался к дыханию – всё работало. Дышал Яков Михайлович часто, но вполне самостоятельно, сердце стучало, а вот что с ним могло статься, Георгий не подозревал даже в самом отдалённом приближении.

      Тогда было решено призвать на помощь хозяина квартиры, и Георгий категорично направился в открытый дверной проём. Свет в коридоре горел как мог – обе лампочки тускло освещали длиннющую узкую кишку с дверями по бокам. Посреди кишки громоздился некий обрушенный предмет мебели – то ли маленький шкаф, то ли нечто наподобие; разлетевшиеся осколки зеркала, шапки и шарфы заполнили собой почти весь и без того сдавленный лаз в недра диковинной обители. Обои на стенах выцвели и были замызганы. Приколоченные полки обнаруживали непостижимую и безнадёжно полоумную смесь экспонатов: кувшины, ржавые подковы, иконы, хитроумные деревяхи непонятного назначения, засушенные пряники, горшки. На отдельном гвозде красовались лапти. Звуков из внутренних комнат не раздавалось.

      Покричав для порядка хозяев, Георгий перевалил через разрушения передней и устремился в ближайшую из открытых дверей. За дверью помещалась, видимо, гостиная, также причудливо захламленная и скудно подсвеченная. Хозяин – сухопарый господин лет шестидесяти – нашёлся здесь же: он лежал посредине напольного ковра промеж каких-то черепков и сухой глиняной крошки, задрав подбородок и разметав по бокам скрюченные