Кривулина с Рыжовым подошли к каталке и откинули одеяло. Маша обратила внимание на землистую окраску кожи пациента. Он, парень лет двадцати, лежал на спине, как-то неестественно выпятив тощую грудь, на которой под водолазкой чётко вырисовывались все двенадцать пар рёбер. Серое трико было мокрым от снега и сильно мокрым и вонючим в области паха.
– Так-так, – медленно проговорил Рыжов, подойдя к каталке. Он засучил рукава водолазки молодого человека, потом задрал её, приставил фонендоскоп к груди, послушал. Затем достал фонарик, оттянул правое веко, посветил в глаз – Итак, ваш вердикт, коллега? Каков Ваш диагноз? – обратился он к Маше.
– Я думаю, он – онкологический больной, Николай Сергеевич.
– А я думаю, что он – наркоман. Ты на руки его смотрела?
– Нет, а зачем?
– Ну посмотри, тогда поймёшь. Следы инъекций множественные. Со стажем наркоман. Был.
– А как вы поняли, что он бросил наркотики?
Рыжов усмехнулся.
– Он их не бросал. Просто он мёртв. Окончательно и бесповоротно. – ответил доктор. И, устало поковыляв в сторону двери, кинул фельдшеру через плечо: – Труп доставили, товарищи спасатели. Труп.
Фельдшер, старательно заполнявший документы, отложил ручку. Он как-то сник. Но сейчас речь не о нём. Когда бригада «скорой помощи» удалилась, Маша с медсестрой раздели пациента, сделали, как положено, опись личных вещей, которые упаковали в специальный пакет, накрыли тело простынёй и вывезли каталку в коридор. Предстояло переправить тело в морг. Но как? На улице жуткая темень, снегопад, дорожку, ведущую к моргу, который располагался в отдельном здании в ста метрах от больниц, замело наглухо. Кстати,