Я выпрямилась. Невер еще всхлипывал, на темной чешуе личика застывали крупные, как горошины, капли слез. Линии под ногами остались, но они больше не соединяли миры. Я провела ботинком по ближайшей, стирая ее, обычный рисунок на земле. Все кончилось. Мы в filii de terra. И мы живы.
Последнее вряд ли надолго, так как явидь, подскочив ко мне, одной рукой забрала ребенка, другой же вцепилась в волосы и дернула так, что у меня в газах потемнело.
– Ты что творишь? – зашипела она, лицо покрывалось чешуей, явидь скидывала человеческий облик.
– Пусти! Больно!
– Должно быть больно, за такое этого еще мало. – Пашка притянула меня вплотную к лицу, вернее, морде. – Ты же видела, что делают остальные? Видела! Ты же не слепая! Что, так трудно повторить? Скажи? – Рука дернулась, под чешуйчатой кожей перекатывались мускулы.
И все-таки она сдержалась, на мгновенье закрыв глаза и издав короткий рык, к моему облегчению, разжала пальцы.
– Веселое у вас посвящение. – Я пошатнулась и потерла затылок.
– Хватит паясничать! – рявкнула явидь. – Хватит отделять себя от остальных. Сегодня из-за твоей гордыни и своеволия Неверу могли отказать в посвящении. После этого детей в колыбелях душат. Слышишь? Если ты не изменишься, однажды, клянусь, я выну твое сердце, даже если мне потом придется пожалеть об этом. Хватит жить по своим никому не нужным принципам! Пора решать, с нами ты или нет.
Помнится, где-то я уже подобное слышала, с меньшей экспрессивностью и большей убедительностью. Прервал ее змееныш, тот, от кого меньше всего этого ожидали. Невер повернул темную голову, мигнул большими светло-зелеными глазами, протянул руку ко мне и громко фыркнул. Пашка дернулась. Змееныш тянулся уже двумя руками. Улыбка, бесценная первая радость, освещала забавную мордочку.
– Что? – охнула Пашка. – Что ты с ним сделала? – Голос сорвался на визг.
– Она стала «радной», – ответила появившаяся радом хранительница. – Вместо того, чтобы отдать ребенка, она защищала его, закрыла его собой, радела за него. У нас здесь настоящее посвящение, настоящий посвященный и настоящая «радная», впервые за много лет. В первую же мою церемонию. Спасибо, – девушка повернулась ко мне, ее глаза смеялись, – за все спасибо.
– Не за что.
Невер продолжал протягивать лапки, и у меня руки чесались взять его. От недавней отчужденности и недоверия к этому созданию не хотелось даже вспоминать. Ребенок как ребенок, посимпатичнее многих в нашей тили-мили-тряндии.
– Что значит, настоящее посвящение? – явидь рыкнула, но на Милу это не произвело ни малейшего впечатления. – А остальные чем тут занимались?
– Спроси у них. – Хранительница встряхнула